Нам придется 30 лет «разминировать» нашу память – Минаков

(Друкуємо мовою оригіналу)

Группировки «ДНР» и «ЛНР» массово заполняют пространство подконтрольных им городов новыми памятниками. Увековечивают как своих бойцов, так и деятелей советского прошлого. Причем, часть монументов им дарит Россия. О том, как это выглядит, Радио Донбасс. Реалии уже рассказывало в материале «Как боевики на Донбассе создают новую реальность через памятники​»​. Мы попросили доктора философских наук, профессора Киево-Могилянской академии Михаила Минакова проанализировать, как монументы, устанавливаемые оккупационными властями, влияют на развитие конфликта и мировоззрение людей.

–​ Как бы вы охарактеризовали новое монументальное творчество, которое возникает на оккупированных территориях?

– Монументальное творчество связано с новым типом идеологии. Мы можем говорить на сегодняшний день, что за три с половиной года и в «ДНР», и в «ЛНР» сформировались специфические идентичности. «Неосоветизм», можно назвать эту идеологию, возврат к советскому опыту. Аллеи, которые выстраиваются – это аллеи памяти детей, аллеи памяти героев, – совпадают с советским опытом памяти о «Великой отечественной войне». Фактически, мы берем модель и переносим ее в современный мир. В этих памятниках враг подается примерно так, как в Советском Союзе вспоминали о нацистской Германии. Это конструирование современной идентичности. И с каждым днем, чем дольше война, чем дольше отсутствует план по реинтеграции, тем глубже пропасть между нынешней украинской идентичностью и «ДНР» и «ЛНР».

–​ Отличается ли смысловая нагрузка в памятниках двух неподконтрольных регионов?

– Я замечаю некоторую разницу между способами оформления монументов в «ДНР» и «ЛНР». Более индустриальный характер в «ДНР». Шахтерский имидж присутствует очень сильно. Даже оформление памятников погибшим детям имеет индустриально-металлургический характер. И более аграрный, ближе даже к Украине, наверное, «ЛНРовский вариант». Более патриархальный подход. Но и там, и там опыт памяти «Великой отечественной» присутствует.

–​ В наших материалах эксперты называют этот процесс «меткой территорий». Новые постаменты углубляют оккупацию?

– То, что называется декоммунизацией, – введение новой идеологической монополии с украинской стороны. Идеологические монополии есть в «ДНР» и «ЛНР». В «ДНР» она связана с советским индустриальным и постиндустриальным опытом. В «ЛНР» память о казаческом прошлом присутствует в очень советизированном виде. Метка территорий точно присутствует в памятниках, в сохранении старых ленинских названий и новых названий именем «героев» – «Моторолы», например.

–​ Как вы считаете, война с памятниками – это действенный инструмент в войне в целом?

– Война с памятниками началась в 1990-х, настоящая декоммунизация произошла тогда. Гораздо больше памятников Ленину было (тогда – ред.) снято. Это было сделано по желанию и решению местных громад. Это был здоровый процесс, потому что он сопровождался экономической реформой, прекращением монополии коммунистической партии и так далее. Но война с памятниками – это был наш шаг. Я выступал противником. Я думаю, наш первый и главный шаг сейчас – это прекращение войны живых, а с памятниками разберемся потом. Все, что разделяет и вызывает ненависть внутри страны, должно быть прекращено. Есть исследования нашего историка и социолога Ярослава Грицака, который четко показывает – Бандера разделяет Украину, а объединяет память о Голодоморе, это общая трагедия.

–​ Мы обратили внимание, что российские общественные деятели стали присылать Донецку различные монументы в рамках проекта «Аллея российской славы». Зачем делают подобные подарки, ведь эти регионы не являються «уголками России»?

– Существует некое представление о солидарности, которое больше, чем территория современной России. Такой новый консерватизм России, который рассматривает запредельные государства как территории своего влияния. Мне интересно, как общество «ДНР» и «ЛНР» воспринимают эти подарки, как они их устанавливают. Я вижу, что присутствует такое понимание – «мы благодарны, но на первое место не поставим, местные символы – в первую очередь, во главу угла, а те – дополняющие».

–​ Вы заметили, что именно присылают? Это сознательно советские деятели…

– Я нашел фотографии бюста Суворова, солдатов Суворова. Это милитаризм, и там и там мы говорим о войне. Или крайне сенситивный детский опыт. Смерть детей объединяет громаду. Она четко расставляет, кто враг, кто друг. И это еще одно проявление солидарности. Мы можем вспомнить и наш собственный опыт, когда побили молодежь на Майдане. Это и вызвало первую большую волну к приходу на Майдан. Это естественное состояние для украинского населения: обида детей тут же является актом сплочения малых и больших групп.

–​ На многих постаментах мы видим формулировку «Жертвам обстрелов украинских «карателей»…

– Я бы назвал это влиянием СМИ. Ведь термин «каратели» начинают активно использовать буквально с марта 2014 года. Он относится к любому военному с украинской стороны. С нашей (украинской – ред.) стороны, слово «каратель», как правило, используется в ироничном значении. Антипропагандистский трюк, с нашей стороны, а с их стороны – пропаганда, которая стала частью языка и виденья, что такое Украина. В Германии мне приходилось слушать ряд докладов социологов, которые исследуют ту сторону. Так вот, немецкие коллеги сообщают о том, что первый синонимический ряд к слову Украина – это каратель, смерть и несвобода. И если мы посмотрим на нас, как мы этим пользуемся, возьмем украинские СМИ – военные «ДНР», «ЛНР» – это наемники, террористы и так далее. Синонимический ряд, не позволяющий никакому национальному диалогу появиться. А его придется вести. Как только нам удастся прекратить войну, нужно будет интегрировать эти территории.

–​ Знает ли мировая история подобные случаи? Как решалась проблема с наследием режимов в виде памятников?

– Мы можем посмотреть на Германию. В свое время мне пришлось поработать в архиве «Штази» (спецслужбы ГДР). Так они описывают идеологическое конструирование: со стороны ФРГ выходил освободителем американский солдат, со стороны ГДР – советский солдат. Когда в Германии началось объединение, немцы работали с названиями улиц, площадей и памятниками. К памятникам относились более здраво, но это уже было поколение, которое не принимало участие в войне. И если мы не стреляли друг в друга, нам легче найти общий язык. ООН говорит: один год ведения войны – это 10 лет разминирования. Это означает, что на 30 лет мы уже создали задел для работы на территории Донбасса по разминированию. Точно так же нам придется 30 лет «разминировать» нашу память, наши идентичности и объединять эти общества. Нужно готовиться к долгому процессу.

ПОСЛЕДНИЙ ВЫПУСК РАДИО ДОНБАСС.РЕАЛИИ:

(Радіо Свобода опублікувало цей матеріал у рамках спецпроекту для жителів окупованої частини Донбасу)