Журналистка Мария Варфоломеева до того, как попала в плен боевиков «ЛНР» в январе 2015 года, освещала события в Луганске в самые жаркие дни вооруженного конфликта на Донбассе. Мария описывала и фотографировала жизнь людей в оккупированном городе, начиная с лета 2014 года. Радио Свобода публикует отрывки из ее дневника.
Прежде чем рассказывать о дальнейших событиях, хочу на прощание с СИЗО дополнить свой рассказ парой историй.
Меня ведут по коридору для общения с российскими журналистами. Каждый раз для меня это возможность поразглядывать стены коридоров, лица соседей-зэков – невероятное разнообразие после одинаковых стен камеры и лиц моих сокамерниц. LifeNews, «Россия 24» – всем главным информационным помойкам нужно было очернить меня, чтобы нарисовать образ страждущего Донбасса.
Итог предсказуем, это видео полностью перекручено, смонтировано так, что я… признаюсь в чудовищных обстрелах мирных жителей
Запомнилась одна девочка-журналистка… знаете, странное чувство, смотрит на тебя глазами, прям, человеческими. Кажется, что сочувствует, понимает. Говорит с неподдельной искренностью: «Держитесь, Мария». Хотя знаешь, что у нее одна цель – оболгать меня. Девушка основательно подготовлена к общению со мной: где я жила, на скольких языках говорю и так далее. Профессионально знает, как подавать информацию. Но итог предсказуем, это видео полностью перекручено, смонтировано так, что я… признаюсь в чудовищных обстрелах мирных жителей.
Оксану очень злило, что меня показывали несколько раз по телевизору, а ее «только раз на доску почета в лагере повесили» при ее количестве отсидок
Мои девахи потом с нетерпением ожидали, «когда же нашу Машу по телеку покажут», ощущая свою причастность. Еще бы, сидят с такой «звездой»! Всю тюрьму предупредили, чтобы тоже смотрели. Оксану очень злило, что меня показывали несколько раз по телевизору, а ее «только раз на доску почета в лагере повесили» при ее количестве отсидок. То-то же, воровок и наркоманок много, а таких «опасных диверсанток» – единицы. Зато теперь она есть на страницах моего дневника. Иногда хочется позвонить ей, рассказать. Какой-никакой повод для гордости.
Это видео было нужно пропагандистам. Они хотели раскрутить мою ситуацию, и обменять на Єрофеева и Александрова (тех самых российских ГРУшников, которых обменяли на Савченко)
Другое общение было вообще по заготовленному сценарию. «Маша, на свободу хочешь? Тогда обращайся к кому хочешь: Порошенко, «Правому сектору», чтобы помогли тебя освободить». Все выглядело глупо и примитивно, будто я сижу в камере, и на приеме у «хозяина» тюрьмы говорю: «А ну-ка, мальчик, свисни мне журналюг из LifeNews, хочу перетереть с ними». Это видео было нужно пропагандистам. Они хотели раскрутить мою ситуацию, и обменять на Єрофеева и Александрова (тех самых российских ГРУшников, которых обменяли на Савченко). Первая надежда на обмен, которой не суждено сбыться.
Но я тогда даже представить не могла, что через месяц настанет день, когда дверь откроется и…
Мы снова идем по этому ненавистному коридору с пыльным короедом на стенах и советской ободранной плиткой. Только в этот раз я иду отсюда и обратно не вернусь. Иду с гордо поднятой головой: «Прощайте серость и убогость!» Это радует, куда бы я дальше не шла.
На проходной ожидает уже знакомый нам Вадим:
– Маша, подписывай «справку об освобождении», сегодня обмен.
– Как обмен? Совсем обмен, прям навсегда? – Растерялась я.
– Сегодня в час дня.
Все так срочно и серьезно, что мы мчим на машине на красный свет, сигналя и требуя пропустить. Опять, как в голливудских фильмах про спецагентов.
«Комендатура» в здании Жовтневого ЗАГСа, меня встречают куча автоматчиков. Все нервные, потому что не успевают на обмен. Неужели это все на самом деле происходит? Можно туда-сюда походить, солнышко светит, яркие краски, воздух свежий, жизнь начинает радовать – непривычно так все. Только от автоматчиков далеко отходить нельзя, а вдруг «решу убежать».
Обмен задерживается. Нужно немножко подождать. В три часа оказывается, что обмена сегодня не будет
Ожидаем. И еще ожидаем. Обмен задерживается. Нужно немножко подождать. В три часа оказывается, что обмена сегодня не будет. Завтра будет. Надо подождать. Это стало моей главной фразой на следующие несколько месяцев.
– Маша, нужно будет тут, в «комендатуре» переночевать. Я тебя устрою в «офицерской комнате». – Говорит мне какой-то «начальник».
«Жизнь начинает мне улыбаться», боясь поверить, подумала я. И не зря подумала, счастье было не долгим, оказалось, что мне снова придется ночевать в подвале. С остальными «укропами». Ну, ничего, не расстроилась я, ночку одну можно и потерпеть.
Но потом я узнала, что в этой камере были те самые «укропы». А парень с характерной речью – Анатолий Поляков, россиянин, украинский волонтер, попавший в плен к «сепарам»
Картавое и рыжее недоразумение ведет меня вниз на гауптвахту. Там в одной из камер я встречаю четырех человек. «Скорее всего, это местные «вояки» отбывают наказание за какие-то проступки», – подумала я из-за того, что самый разговорчивый имеет стойкий российский акцент. Говорит, что был со мной вместе в ИВСе. Но потом я узнала, что в этой камере были те самые «укропы». А парень с характерной речью – Анатолий Поляков, россиянин, украинский волонтер, попавший в плен к «сепарам». Мы до сих пор с ним поддерживаем общение уже на свободе.
Опять меня ведут в камеру. Ну, сколько можно? Завтра на свободу, я никуда не сбегу! Опять пыль и грязные одеяла. Но ничего, завтра последний день мучений, можно потерпеть. Лежу, планирую, как я буду жить на свободе. Первым делом исполню свою мечту, появившуюся в СИЗО – покраситься в блондинку. Для меня этот шаг был символом свободы, возможности делать, что хочу. Важен не сам цвет, а то, что МОГУ! Каблуки буду носить, джинсы рваные у меня есть… какая я буду счастливая уже скоро! Надо только подождать.
Утро. Но почему меня никуда не ведут? Наконец-то нас с Толиком куда-то повезли, ничего не объясняя. Странно, остальных наших не взяли, да и охраны мало: водитель и один автоматчик, а вчера вызвали охрану даже из увольнения. Еду, но в душе как-то нерадостно. Завернув за угол, я понимаю, что направляемся мы обратно в знакомое мне «МГБ». Успокаиваю себя, что нужны документы какие-то. Но нет – на проходной «дежурный» переписывает наше имущество, снова «шмон».
Снова подвал, только теперь в «МГБ». Малюсенькая комната, снова нет окон, хоть не очень грязно. Но, как обычно, без туалета. Слышу, что меня из соседней комнаты зовет Толик:
– Маша, не переживай, скоро будет обмен, неделю или две. Мы будем свободны. Верь, что все будет хорошо.
Надо потерпеть.
Вот так мы впервые познакомились, узнали наши истории. Общая беда объединила нас. Общение усложняло то, что «сепары» Толику повредили слух. Даже, когда я кричала, он меня плохо слышал.
Он рассказывает, что приехал на Донбасс, чтобы помочь в гуманитарных вопросах, в том числе и в обмене пленными. Его деятельность была согласована с «местной властью», но террористам нельзя доверять. Его обвинили в «шпионаже» в пользу Украины. И теперь пленным стал он сам.
Так закончился первый день моей несостоявшейся свободы. Тогда я еще не знала, что это был экватор, и меня ожидали еще семь месяцев ожидания. Дальше я буду рассказывать о людях, с которыми мне пришлось сосуществовать здесь, в «МГБ».
