Фирсов: Очень плохо, что боевики до сих пор не заявили о задержании Васина

(Друкуємо мовою оригіналу)

Писатель, блогер и постоянный корреспондент Радио Донбасс.Реалии в оккупированном сепаратистами Донецке Станислав Васин (настоящая фамилия – Асеев) пропал 2 июня. С тех пор он не выходит на связь ни с родными, ни с редакцией. Что с ним могло случиться? Если он в «МГБ» группировки «ДНР», то почему об этом молчат сепаратисты? Об этом в эфире Радио Донбасс.Реалии рассказали друг Станислава Васина, экс-народный депутат Егор Фирсов, журналист Андрей Дихтяренко, а также главный редактор журнала «Український тиждень» Дмитрий Крапивенко.

​Егор Фирсов: Из моих источников, Стас жив. Он задержан «спецслужбами» так называемой «ДНР». К сожалению, больше какой-либо информации нам не удается получить с той стороны. Сейчас мы пытаемся задействовать абсолютно все площадки, в частности «минскую». Написали заявление в СБУ, так как этого требует процесс, чтобы его включили в список по обмену заложниками по минским договоренностям. Нужно понимать, что «минский формат» – это некий процесс, просто так там фамилии человека не появятся.

Если мы вспомним ситуацию с историком-религиоведом Игорем Козловским, то его внесли в список только через полгода. Потому что родственники просто не знали к кому обращаться.

​– Почему сепаратисты ничего еще не заявили о Стасе?

Андрей Дихтяренко: Очень плохо, что Стас пропал и боевики до сих пор ничего об этом не сказали. Самое худшее, что может произойти, его, как и многих других журналистов и общественных деятелей, «осудят» и отправят в тюрьму. И нужно будет приложить массу усилий, чтобы его оттуда вытянуть. Надеяться стоит только на международные организации, чтобы они выяснили, где находится Стас.

Андрей Дихтяренко

​Егор Фирсов: Если его задержали «спецслужбы ДНР», то значит скоро в чем-нибудь обвинят. И очень серьезном. Вспомните, до этого ведь всех журналистов, кого задерживали, называли «шпионами». Ведь кто такой журналист? Человек, который обязательно для себя делает какие-то пометки, что-то фотографирует. Естественно, что так называемые «спецслужбы» «ДНР» классифицируют это все, как «шпионаж». Очень важно, чтобы из уст ОБСЕ были донесены позиции, что Стас Васин – человек, который писал объективно и о том, что его окружает.

– А он описал объективно?

​Дмитрий Крапивенко: У нас материалы Стаса публиковались в рубрике «Дневник оккупации». Там писали люди из Донецка и Луганска. По моему мнению, тексты Станислава были очень взвешены без всяких политических рассуждений. Почему мы к нему обратились? Нам было интересно, а что на самом деле происходит там, в оккупации? У Стаса были бытовые зарисовки. У нас была договоренность, чтобы он писал о том, что видит, а это – очереди, цены и тому подобное. Никакой политики или тем, которые бы могли навредить ему. Мы же в тексты не вмешивались – никакой цензуры. Только переводили их на украинский язык. Но с его стороны не было никаких претензий, что мы что-то неправильно интерпретируем.

​– Нам Станислав рассказывал, что даже мама ничего не знала о его деятельности. Есть ли информация, как он себя чувствует? Есть ли там какая-то поддержка?

​

​Егор Фирсов: Я знаю Стаса больше 10 лет. Мы учились вместе на философском факультете. И о его пропаже я узнал именно от мамы. Они должны были встретиться, но Стас не вышел на связь – и мама начала переживать. Обзвонила всех его знакомых, но не могла найти информацию о нем. Некоторое время мама была таким коммуникатором на той стране – написала заявление правоохранительным органам, в Красный Крест, ОБСЕ. Мы с ней поддерживали связь, а потом она перестала брать трубку от украинских представителей. Из своих источников, я знаю, что с ней все хорошо. Но, видимо, на нее оказывается какое-то давление.

Егор Фирсов

​– Как Вам Стас объяснял, почему он решился остаться в оккупированном Донецке?

​Егор Фирсов: Стас – человек, который очень далек от политики. У него не было прям такой серьезной гражданской позиции – участвовал на Майдане или был против него. Он был лучшим студентом нашей группы, а может и факультета. Занимался классической немецкой философией. Но так сложились обстоятельства, что после всех этих военных событий он увидел какую-то свою миссию в описании этих событий.

– Как Вы думаете, как его идентифицировали?

Дмитрий Крапивенко: Судя по его текстам, то он особо свою позицию от знакомых не скрывал. «Я встретился со своим одноклассником. Он – «ополченец». Мы с ним поговорили. У него такой аргумент, у меня – такой». Человек, который не поддерживает, а, возможно, и осуждает режим, который там установлено, может стать объектом стукачества.

​Егор Фирсов: Он очень сильно ограничивал круг общения. Стас снимал отдельно квартиру в Донецке. Его адрес знал только двоюродный брат. Но когда вся эта ситуация произошла, тогда он рассказал адрес маме Стаса. Так мы и узнали, что в квартиру проникли. Стас не сдерживал своих мыслей и позиции. Было такое, что он даже маму переубеждать пытался. И я не исключаю вероятности, что его сдали.

Почему мы публично заявили о его пропаже? Хотя сделали это позже, чем узнали. Все интересовались у него в социальных сетях о его самочувствии. А в ответ получали однотипное сообщение, что у него все нормально, просто пропал интернет. Я понял, что это не Стас только по лексике.

Дмитрий Крапивенко: Самая ценная информация, которую мы можем получить – это статью, которые озвучат обвиняющие. У Игоря Козловского обвинения были абсурдны – хранение оружия и взрывчатки. На боевика он мало похож, как и Стас. Там дали срок 2 года и 8 месяцев. Что «припишут» Стасу? Я не понимаю, в чем его можно обвинить, когда человек писал на бытовые темы. Может у них там есть что-то, как в СССР – «антисоветская клевета».

ЭФИР ПОЛНОСТЬЮ:

(Радіо Свобода опублікувало цей матеріал у рамках спецпроекту для жителів окупованої частини Донбасу)