(Друкуємо мовою оригіналу)
Жизнь сейчас, в конце мая, в Луганске, можно сказать, райская. Как метко подметил один луганский интеллектуал: «Когда понимаешь, что живешь на острие жизни и смерти, все воспринимается по-другому».
Не поручусь, что интеллектуал жил на этом острие, конечно. Потому что в нашем мире роли распределены таким образом, что одни, подчас, воюют на передовой, А другие – в сравнительно щадящих условиях придумывают, как происходящее красиво описать.
По улицам шмыгают «Ночные волки», стрекочут газонокосильщики, на каждом углу открыты центры обналички и фитнесс-клубы
По правде сказать, ситуации, когда (исходя из ощущений) каждый день жизни мог стать последним, сегодня в Луганске не наблюдается. Скорее напротив, жизнь клубится: по улицам шмыгают «Ночные волки», стрекочут газонокосильщики, на каждом углу открыты центры обналички и фитнесс-клубы. На базаре не протолкаться. Мяса продается столько, что его за год, кажется, нельзя съесть. И был конкурс «Мисс Луганочка», да.
До линии фронта, правда, можно доехать за полчаса от центра города
До линии фронта, правда, можно доехать за полчаса от центра города.
Надолго ли хватит тишины (выстрелы в Луганске почти не слышны) и относительного изобилия? Я не знаю. Я вообще не поклонник той философской категории, которая до войны превратилась в бренд многих политических партий, речь идет о «стабильности».
Ибо представление о стабильности бывает довольно субъективно, а политики просто паразитируют на мещанском стремлении к вечному покою, игнорируя конкретные возможности достижения того или иного постоянства притока благ (за которые нужно платить или мало, или ничего) при определенном политическом и экономическом раскладе, который почему-то и считается «стабильностью». Тем более, сегодняшняя стабильность в Луганске, она легче пушинки, скажем.
Переводя на простой язык: я не знаю, долго ли нам дадут есть это мясо, и чем, возможно, придется за него вскоре заплатить
Переводя на простой язык: я не знаю, долго ли нам дадут есть это мясо, и чем, возможно, придется за него вскоре заплатить. Зато мне хорошо известно, что демобилизация не объявлена ни той, ни другой стороной и на передовой все готовы к возобновлению боевых действий. А кое-где обстрелы идут полным ходом. Вы мне скажете, что я ошибаюсь, и ткнете в пункты соглашений на высоком уровне? Ну, пускай. Будем считать, что это всего лишь мое мнение.
Тем не менее, если не изводить себя попытками заглянуть в будущее и сосредоточиться на дне сегодняшнем, – чего сегодня в Луганске не хватает?
Безусловно, в городе сейчас наблюдается большой дефицит владельцев крупных состояний, их обслуги и проистекающих от этого отношений и правил жизни. Если, например, какой-то человек в Луганске сегодня изобьет свою подругу или сожительницу, вряд ли это станет предметом большого судебного процесса, в который будут вовлечены сотни журналистов и свидетелей, как это бывает, когда участники истории – «озверевший мажор» и девушка из его привычного окружения.
Вспомним, заодно, что в таких случаях публика совершенно не интересуется куда более занятным предметом: происхождением самого сверхсостояния семьи «мажора». Ведь до войны нам практически удалось достичь понимания, что состояния местных (и неместных) олигархов – богоданные, и не обсуждаются по умолчанию. Но, повторяю, известных всем богатейших людей Луганска сейчас в городе нет.
Создаются ли сегодня в Луганске новые сверхсостояния? Вопрос национализации основных мощностей, который поднимался весной 2014 года, закрыт
Создаются ли сегодня в Луганске новые сверхсостояния? Вопрос непростой, и все, что я могу по этому поводу сказать, будет находиться в области предположений. Кроме одного: вопрос национализации основных мощностей, который поднимался весной 2014 года, закрыт. То ли оттого, что «не до него сейчас». То ли по каким-то другим причинам.
Что и сколько весит сегодня на весах закона (и какого именно) – совершенно непонятно
Вообще же тема юридических оснований всего, что сейчас есть в Луганске (это к вопросу о дефицитах) огромна. Что и сколько весит сегодня на весах закона (и какого именно) – совершенно непонятно, и все требует комментариев правоведов, от чего они мудро воздерживаются, поскольку речь идет о «многоходовке», как сказали бы любители слэнга. Так что движение рядовых граждан в правовом поле сегодня происходит чисто интуитивно, с опорой на здравый смысл.
Однако, стоит сказать, что в «ЛНР» утвержден 5 мая «закон о военном положении». Там четко прописано, что военное положение вносит коррективы во все действия и отношения на территории «республики», а любые права могут быть ограничены, исходя из требований военного положения.
То есть, как видим, реальность, данная в ощущениях, и реальность, прописанная законом, далеко не совпадают. Теоретически: поют птички и много мяса на базаре. А с точки зрения закона это мясо можно изъять для нужд войны. Как и павильон, где им торгуют. Как и рынок, на котором стоит павильон.
Еще одна вещь, которой сейчас, на мой взгляд, недостает сейчас людям в Луганске – это уверенности в себе и адекватности своих поступков. Адекватности чему, вот вопрос? Той или иной политической доктрине? Вряд ли. Политический выбор обычным человеком делается один раз в жизни, и он мало склонен его пересматривать (в отличие от профессиональных политиков). Я сейчас о том, что война поворачивает рядового человека к занятию, которое ему обычно несвойственно: к философии.
Война – это не просто «существование на грани жизни и смерти». Война – это жизнь на острие вопросов
Война – это не просто «существование на грани жизни и смерти». Война – это жизнь на острие вопросов: «Кто я? Где я и почему я здесь нахожусь? Куда мне двигаться дальше? Что мне сейчас делать и какой в этом смысл? А, может быть я сейчас занимаюсь ерундой, и в эту минуту мне нужно двигаться в сторону Румынской границы (проситься на передовую, соблюдать пост, молиться, врачевать раны страждущих, етс.)»?
«Стабильность» в области сознания выражает себя в том, что рядовой человек никогда в жизни не задает себе таких вопросов. Ну, может быть, один-два раза в юности. В нормальной жизни постоянно этим занимаются философы, и только. А на войне эти вопросы настигают каждого. И каждый день нужно отвечать на них заново, при этом не будучи философом, не воспринимая себя в этом качестве доселе.
Именно поэтому не удивляешься, если, разговаривая с человеком, вначале слышишь от него:
«Я? Да я никогда не уеду из Луганска! Да это же МОЙ город! Моя родина! Да я здесь костьми лягу. Землю буду жрать. Драться до последней яблоньки!»
А потом этот человек не отвечает на твои звонки.
А потом ты узнаешь, что он уже три месяца, как в Чернигове. И по телефону рассказывает, что у него собака родила, и уехал он, просто, чтобы продать щенков. А что касается американской визы, которой он ждет, то и не ждет он ее вовсе, и вообще это не скоро, да и вряд ли ее дадут.
Город, где есть мясо, но нет почты, есть конкурсы красоты, но нет поездов. Есть духовой оркестр, но нет работы
А рядом – другой человек, который уехал в спокойное, безопасное место, хорошо устроился, быстро нашел себе работу и жилье. Пожил несколько месяцев. И вернулся в город, где есть мясо, но нет почты, есть конкурсы красоты, но нет поездов. Есть духовой оркестр, но нет работы.
Или третий, который прожил полвека добродушнейшим существом. Потом взял свою котомку и пошел на фронт, хотя можно было остаться дома.
Все просто: «выбор» – слово, которым прежде любили пользоваться одни колумнисты и философы на ставках, из короткой строчки в скачанном реферате превратился в повседневное занятие каждого человека.
И что особенно важно: выбор теперь делается не между кофе или чаем (или брендом нового телефона), а между жизнью и жизнью.
Петр Иванов, психолог, город Луганск
Думки, висловлені в рубриці «Листи з окупованого Донбасу», передають погляди самих авторів і не конче відображають позицію Радіо Свобода
Надсилайте ваші листи: DonbasLysty@rferl.org<