Дмитрий Кириллов
(Друкуємо мовою оригіналу)
Во время недавней «прямой линии» президент России Владимир Путин впервые заговорил о гипотетическом взаимном освобождении Украиной и Россией «удерживаемых лиц». Об обмене пленных много и часто говорит президент Украины Владимир Зеленский. Он даже встречался с родственниками захваченных Россией в Керченском проливе украинских моряков, а также родственниками как граждан Украины, находящихся в заключении в России, так и военных, попавших на Донбассе в плен боевикам, которых поддерживает Россия.
Однако вне всех согласованных списков и государственных программ помощи осталась одна большая категория заложников – сидящие в Донецке и Луганске гражданские лица, многочисленные «шпионы СБУ», арестованные на блокпостах и в собственных квартирах обычные люди с украинскими паспортами, которых пачками «приговаривают» поддерживаемые Россией группировки «ДНР» и «ЛНР» к 12 и более годам тюрьмы по обвинению в «измене родине». Украинский список этих людей растет с каждым месяцем. Однако со времени последнего обмена пленными, состоявшегося 27 декабря 2017 года, со стороны «ДНР» и «ЛНР» в согласованные обеими сторонами списки не был внесен ни один новый гражданский узник. Кто эти люди?
История первая: технолог мясокомбината
Бывший технолог Донецкого мясокомбината Александр Тимофеев вместе с женой ехали в Донецк на Новый год проведать очень пожилую тещу. Его задержали на блокпосту «Еленовка» 26 декабря 2017 года.
– Я была с мужем, у нас с собой было два баула «запрещенных» продуктов: колбаса, балыки – все мясное, что «запрещено» для ввоза в Донецк. Я спрашивала, почему нас задержали, мне отвечали: «Вас никто не задерживал, с вашим мужем хотят пообщаться представители «МГБ» «ДНР». Сейчас они едут из Донецка», – рассказывает Светлана Тимофеева.
Ждали около часа, приехали двое в гражданском, документы не показали. Сразу привели троих «понятых» – по словам Светланы, одеты они были как «гопники» и тут же по памяти продиктовали свои паспортные данные. «Муж молчал, а я сразу стала требовать показать «удостоверения» и представиться. «Женщина, вы слишком много знаете! Сейчас вы с нами поедете!» – заявили мне», – продолжает Тимофеева.
У Светланы очень хорошая память, эти страшные для своей семьи дни она помнит до мелочей: на блокпосту на линии соприкосновения невозможно присутствие людей без документов, «понятые» были явно «привозные» под охраной. Уже пару лет в оккупированный Донецк «запрещают» завозить из подконтрольной Украине территории изделия из свинины из-за «чумы свиней» – на блокпостах выборочно отбирают копченную колбасу, сосиски, мясо. Перед Новым годом на их сумки с мясными деликатесами никто не обратил внимания.
– Стали проверять содержимое карманов, и муж вытащил портмоне, ручку и листы бумаги – он как технолог всегда носит с собой несколько листов для записей: заказы колбасы, рецептурные записи, замечания, если там сало какое-то некачественное завезли… Из портмоне достали 920 гривен, 200 долларов и 10 рублей. Три банковские карточки – две мужа и пенсионная моей мамы, – вспоминает Светлана. – Сотрудник «МГБ» говорит: «Мы карточки возьмем, есть такое «положение»!». Больше я этих карт не видела, сколько они сняли с них денег, не знаю.
Семья Тимофеевых была по меркам «ДНР» очень зажиточной. Муж консультировал несколько мясокомбинатов, был известным технологом. У семьи были две квартиры, машина. Родная сестра Светланы живет в Швеции.
Потом был «обыск» дома, во время которого ничего особого не нашли, «допросы» в «МГБ», звонки на телефон: Светлане сразу же начали звонить и требовать денег за освобождение мужа, звонили из Киева, часть звонков через знакомых она отследила еще тогда – звонки были с улицы Васильковской, это центр Киева. Вымогатели требовали от нее 20 тысяч долларов, иначе обещали «прислать мужа по частям». Светлана подала заявление о пропаже в «полицию» «ДНР», на нее вышли какие-то люди из местных «правоохранителей», которые, по их словам, «боролись с коррупцией» в «МГБ» «ДНР», показывали фотографии подозреваемых – она сразу опознала там «сотрудников», которые арестовали ее мужа.
У нее теперь много бумаг – одна из них об «аресте» мужа по «указу о борьбе с бандитизмом». Такие «указы» 2014 года в «ДНР» и «ЛНР» позволяют «арестовывать» без обвинений любого на месяц, в «ЛНР» по нему можно даже не оповещать родственников. Она увидела мужа через месяц после «ареста», он сильно похудел. Его привезли домой на «следственный эксперимент» как «шпиона». Держали его в «донецком концлагере» – на территории завода «Изоляция». До войны там было знаменитое арт-пространство: самую большую заводскую трубу переделали в огромную красную «помаду», в цехах закрытого завода проводили выставки, в апреле 2014-го для встречи с журналистами и общественностью приезжал российский оппозиционер Михаил Ходорковский. Теперь это место пользуется в Донецке дурной и кровавой славой.
В домашнем компьютере у Тимофеева ничего не нашли. А вот в телефоне оказалось два фото за июнь 2014 года – во дворе дома шли два пьяных человека в камуфляже, один падал, второй его поднимал. Эти два фото датированы временем, когда в Донецке еще работала украинская прокуратура и мэр, а до входа отрядов Игоря Гиркина (Стрелкова) оставался еще месяц. Именно эти снимки легли в основу обвинения в «шпионаже на СБУ». Срок в «ДНР» по этой статье стандартный – от 12 до 20 лет лишения свободы.
Тимофееву дали «бесплатного адвоката» «МГБ». «Эта женщина отказалась общаться до тех пор, пока мы ей не заплатим, – утверждает Светлана. – Муж сидит уже полтора года, осудить его все никак не могут. Он отказался от всех показаний, выбитых под пытками, отказался от адвоката и написал 3 июня 2019 года жалобу на «следователя».
Следующее заседание «суда» в Донецке назначено на июль. Тимофеев есть в украинских списках на обмен, но его упорно вычеркивают из согласованных списков боевики. Нет Александра и в списках на материальную помощь. Родственникам пленных в Украине выдают однократную помощь в размере 100 тысяч гривен, есть еще благотворительная стипендия – 50 тысяч гривен. Ни одна семья гражданских «шпионов СБУ» из Донецка и Луганска помощи не получила. Светлана Тимофеева в Украине стала известна после перепалки с начальником отдела по вопросам лиц, лишенных личной свободы Министерства по делам временно оккупированных территорий Игорем Грибом.
По словам Гриба, поскольку Украина не признает существование «властей» группировок «ЛНР» и «ДНР», то никаких легитимных доказательств того, что гражданские заложники сидят в тюрьме, не существует, и помощь их семьям не может быть выдана. Куча документов из СИЗО, «МГБ», «прокуратуры» «ДНР», полученных Светланой Тимофеевой в Донецке, в Киеве бесполезны. Украина верифицирует через решения судов справки о смерти и о рождении из Донецка и Луганска и не признает вообще никаких «документов», выданных российскими властями в оккупированном Россией украинском Крыму. При этом помощь тем же семьям арестованных крымских татар выдается, а «донецким» нет. «В Крыму есть признанные правозащитные организации и адвокаты, а в Донецке и Луганске вообще ничего признанного нет», – пояснял Игорь Гриб.
Светлана Тимофеева требует от прокуратуры и СБУ хотя бы через полтора года определить, кому принадлежали телефоны, с которых у нее требовали выкуп из Киева, отследить движение денег со счетов банковских карт мужа после декабря 2017 года (банки ей в этом отказывают), возбудить дела по поименно вычисленным «оперативникам», которые захватывали ее мужа в Донецке. И, наконец, вернуть мужа.
До февраля 2018 года Светлана билась за своего мужа в Донецке, теперь она это делает в Киеве. Ее история уникальна обилием подробностей, чаще всего истории пропавших восстанавливают по крупицам, очевидцы же боятся и молчат.
История вторая: врач и предприниматель
Андрей Кочмурадов и Елена Лазарева исчезли в Донецке 16 октября 2017 года. Елена ездила на поминки в Покровск (территория, подконтрольная Украине) и, возвращаясь в Донецк, пропала уже после пересечения блокпостов. Позвонила мужу, попросила подъехать – муж поехал и тоже пропал. По донецким меркам их семья была преуспевающей.
Елена была врачом нейрохирургической реанимации областной больницы, работала там с 1990 года, спасла тысячи жизней. Андрей был начальником отдела рекламы «Московского комсомольца» в Донбассе», потом работал в бизнесе, связанном с предоставлением интернета. Фирма принадлежала его брату, но в «МГБ», возможно, этого не знали. У семьи была квартира в хорошем районе и два автомобиля: «Рено-Лагуна» и «Рено-Меган».
В остальном все было, как в других случаях: «арест» по «указу о борьбе с бандитизмом». Потом на местном телеканале появилось «признание» «шпионов СБУ», где «арестованные» на камеру рассказывали о «вербовке» «под угрозой открытия уголовного дела за видеорегистратор в автомобиле». Ни в России, ни в Украине УК не предусматривает наказаний за видеорегистратор. На Донбассе видеорегистраторов на линии соприкосновения нет с 2014 года, потому что они пишут все подряд – в том числе блокпосты и позиции вдоль дороги. Весной и летом 2014 года их отбирали на любом блокпосту как «шпионское оборудование», а заодно чтобы посмотреть укрепления противника. Представить себе машину с видеорегистратором, которая проехала бы контрольно-пропускные пункты «ДНР» и добралась до украинского КПП, может только какой-то недавно командированный из сопредельной страны новый «сотрудник» «МГБ» «ДНР».
Остальные «признания» из той же серии – врач Елена Лазарева якобы «фотографировала истории болезни в своем отделении для СБУ», а Андрей якобы «слил» туда же базу клиентов своей коммерческой фирмы.
– Вся информация по Лене и Андрею неточная и получена через вторые руки, – рассказывает друг семьи Андрей Камышов. – На «признание» они пошли под нажимом «адвоката» от «МГБ» – им говорили, что в таком случае они получат быстрый приговор и обмен «в Украину» – в декабре 2017 года перед обменом это звучало реалистично. Сейчас они сидят уже скоро два года, обменов больше не было, и «суда» над ними тоже еще не было. Мои источники говорят, что Лена отказалась от показаний, не признаёт вины, и именно это затянуло разбирательство. Но во всех действиях этих карательных органов я прослеживаю только коммерческие мотивы – двух машин уже нет, квартира «опечатана» и, возможно, уже отобрана. Ничего точно сказать невозможно, судить за слова «люблю Украину» нельзя ни по северокорейским законам, ни по Уголовному кодексу УССР 1961 года, который они взяли за основу. Мы выяснили, что в основе «ареста» Лены был донос ее коллеги, что она говорит «недостаточно патриотичные вещи».
У этих двух «арестованных» нет родственников за пределами «ДНР», все они внутри, и все очень боятся. Заявление в СБУ, после которого их включили в украинские списки на обмен, написал врач из Мариуполя, который услышал о них от общих друзей. Случаи, когда «арестованными» в «ЛДНР» занимаются на украинской стороне в основном друзья, довольно часты.
История третья: хозяйка зоомагазина
О пропаже Елены Сорокиной, хозяйки магазина товаров для животных «Любимый» из городка Первомайск Луганской области, в «полицию» и СБУ заявила ее подруга Елена Докукина. Таким образом Сорокина попала в списки на обмен, но что делать дальше, ее подруга не знает.
– Лену Сорокину «арестовали» 31 октября 2018 года, во всяком случае в тот день об этом стало известно, – рассказывает Елена Докукина. – Она не вышла на работу в магазин, пошли к ней домой, а там явные признаки исчезновения: белье висело уже сутки, а шел дождь. Родители у нее умерли, семьи нет. Единственный близкий человек, крестная мама, пошла подавать заявление в «полицию». Первомайск – город маленький, там заявление принимать не стали, сказали, мол, «так поищут». После этого уже пошли сотрудницы магазина и добились, чтобы заявление приняли, обзвонили больницы, морги. А 2 ноября Лену привезли в наручниках на «обыск». Сказали ее крестной, пожилой женщине, страшные для нее слова: «Преступление против «ЛНР», «государственная измена», жучки разбрасывала». А Лене сказали, что получит 12 лет, может, и с конфискацией имущества. Крестная теперь боится страшно, трубку бросает, никого не хочет ни слышать, ни видеть. Там вообще все очень запуганы.
«Жучки» – обвинение для хозяйки зоомагазина вполне «логичное». У Елены Сорокиной были проблемы с ногами, она собиралась выезжать на подконтрольную Украине территорию, чтобы сделать операцию на венах. Елена рассказала сотрудникам магазина, что ищет покупателя ее бизнеса, а за день до исчезновения сказала, что нашла арендатора и «завтра получит деньги». Это стандартная история появления «украинского шпиона» на подконтрольных группировкам «ДНР» и «ЛНР» территориях – очень часто они почему-то идут вместе с историями, в которых фигурируют деньги.
– Квартиру Лены, как и магазин, «опечатали». После того, как мы подняли шум, сотрудницам разрешили заходить в магазин, чтобы доказать, что он не «отжат», и кормить животных, – продолжает Докукина. – Кошек из дома перевели в магазин, подкармливают их одновременно с рыбками, птицами и грызунами. Собака ее умерла. Наша луганская «омбудсмен» «ЛНР» Кобцева Лену Сорокину в украинских списках не подтверждает, они с 2017 года никого еще не подтвердили из «арестованных» гражданских. Нам в Центре освобождения заложников СБУ сказали, что 19 июня представители группировок «ЛНР» и «ДНР» в Минске, которые занимаются вопросом пленных, взяли украинские списки и сказали, что «будут их изучать и искать этих людей».
Есть много других историй. Например, всемирно известного ученого Игоря Козловского, которого взяли дома в Донецке и осудили «за хранение двух боевых гранат». За Козловского просило множество людей из разных стран, он был главной фигурой обмена 27 декабря 2017 года. С ним вместе вышел на свободу участник донецкого Евромайдана журналист Владимир Фомичев, который по наивности решил проведать маму в Макеевке и провел в тюрьмах «ДНР» больше года. Люди, ставшие «шпионами СБУ», в СБУ никому не известны. Они не волнуют кураторов «МГБ» из ФСБ России, а в украинские списки на обмен попадают, только если о них побеспокоятся родственники или друзья.
У гражданских заложников боевиков группировок «ДНР» и «ЛНР» статус особенный – гораздо хуже, чем у украинских военных, находящихся в плену. Последним в Донецк и Макеевку через Красный Крест идут письма, передачи, о них помнит страна – их семьям помогают, им самим начисляют зарплату. Если же гражданских заложников все-таки начнут включать в обмены, то податься им будет некуда. У тех же арестованных Елены Лазаревой и Андрея Кочмурадова имущество, дети, работа – все в оккупированном Донецке.
Оригинал – на сайте Радио Свобода
Радіо Свобода опублікувало цей матеріал у рамках спецпроекту для жителів окупованої частини Донбасу. Якщо ви живете в ОРДЛО і хочете поділитися своєю історією – пишіть нам на пошту Donbas_Radio@rferl.org, у фейсбук чи телефонуйте на автовідповідач 0800300403 (безкоштовно). Ваше ім'я не буде розкрите).
