«Темная сила Донбасса всплывала в критические ситуации» – Алексей Панич

(Друкуємо мовою оригіналу)

4 года назад в Донецке, во время агрессии России против Украины, прошел первый проукраинский митинг. Как изменились взгляды на себя, Донбасс и Украину переселенцев из Донецка? Вспоминают ли они о Донецке – и если да, то о чем именно? И насколько сами донецкие сегодня склонны «понимать» «просоветских» жителей Донбасса и «договариваться» с ними? Об этом в эфире Радио Донбасс.Реалии говорили художник, основатель арт-группы «Мурзилки» Сергей Захаров, переселенка из Донецка, соруководительница «Театра переселенца» Анастасия Пугач и философ, культуролог Алексей Панич.

​

– Сравниваете ли вы себя с собой четырехгодичной давности? Думаете ли о Донецке? И как вы поменялись?

​Сергей Захаров: Безусловно, каждый думает о своем доме, вспоминает о нем. Касательно сравнения самого себя, наверное, не поменялся. Меняется отношение к событиям, которые происходят. Если вначале это казалось нонсенсом вообще, что вдруг твой город стал безумным и люди меняются, на глазах происходит что-то совершенно абсурдное. Но ожидание быстрой победы и быстрого возвращения домой с каждым годом откладываются. Поэтому сейчас уже даже забываются улицы, транспортные маршруты. Смотришь на это немного отстраненно и более спокойно.

– А почему отстраненно? Сознательно так получилось? Или это уже время?

Сергей Захаров: Мы живем сегодняшним днем, а вчера уже прошло. То, что мы говорим о Донбассе и о его возвращении – наше будущее.

​Анастасия Пугач: Я часто рефлексирую, часто думаю о Донецке. Жизнь кардинально поменялась, разделилась на «до» и «после». В целом я была совершенно другим человеком до войны. Это была какая-то беззаботная, неосознанная жизнь.

– Как думаешь, с чем это связано?

Анастасия Пугач: Возникло понимание, что жизнь, закрыв глаза, уже невозможна. Вещи, существующие в обществе уже нельзя игнорировать, оставаться равнодушным, потому что это коснулось и тебя. В 2014-м многие переселенцы занимались волонтерством. Было понимание, что помочь другим переселенцам, наверное, можем только мы, те, кто переехал раньше или смог тут освоиться.

Потом началась работа с «Театром переселенца» исходя из этой же идеи, что нужна не только крыша над головой, но и моральное ощущение свободы и ощущение приземленности.

– Сергей, вас спрашивают новые друзья и знакомые, как у донецкого, почему это все случилось? Что вы им рассказываете и верите ли собственным словам?

​Сергей Захаров: Объяснение одно и то же. На наш регион легла тяжелая кара, но это не наша вина. Обвинять донецких в том, что они донецкие и даже тех мирных людей, которые еще живут под оккупацией, нельзя. Они просто заложники ситуации.

А что касается активных сторонников «русского мира», эти люди наши враги и они останутся врагами после того, как мы вернемся. Все личные обиды я с удовольствием буду делегировать правовой системе, я надеюсь, что она будет работать.

– Когда вы жили в Донецке, не чувствовали ничего странного, не подозревали, что такое может произойти?

​Сергей Захаров: Действительно никто не ожидал. Мы даже собирали листовки с Павлом Губаревым, чтобы посмеяться через месяц над тем, что происходило. Все это казалось абсурдным. Тем более, до прихода Стрелкова (Стрелков – российский полковник Игорь Гиркин – ред.) в городе были проукраинские люди.

Этого опыта ведь ни у кого не было. Мы только учимся и, надеюсь, научились отстаивать свою позицию, воевать и быть активными.

Это рабская психология, мы все еще рабы, по большому счету, украинцы и дончане в частности. Образовалась эта резервация, которая хочет жить в Советском Союзе. Люди питаются этими мифами о том, что жить в лагере намного комфортнее, потому что всегда есть пайка. Мы не привыкли быть свободными.

– Настя, когда ты жила в Донецке, чувствовала ли ты, о чем говорит Сергей?

Анастасия Пугач: В Донецке культивировалось чувство, что мы особенные. Я не могу сказать, что я чувствовала себя обособленно от всей страны, у меня были друзья в разных городах. Но даже территориально было сложно куда-то выехать кроме Киева еще до войны.

​– Алексей, изменились ли вы, если сравнивать с собой 2014 года?

Алексей Панич: У меня это все мягче произошло. Я долгое время, еще живя в Донецке, наращивал связи с тем, что было вне Донецка. Раньше моих коллег я стал выходить за пределы этого донецкого внутреннего мира в разные стороны.

События 2014 года меня не очень удивили и шокировали, потому что что-то подобное было раньше. Вспомним 2004 год, Оранжевая революция, у нас резко менялась атмосфера на улицах. Перед первым туром голосования с оранжевой ленточкой было страшновато ходить, но можно. Перед вторым туром я ленточку снял, потому что понял, что до дома не дойду. На избирательных участках все было очень жестко, стояли «братки» перед каждым участком.

Темная сила Донбасса на минуточку всплыла на поверхность. Она была и всплывала в критические ситуации. В 2004-м ее удалось загнать обратно в подполье, а в 2014-м не получилось.

– Сейчас звучат аккуратные предложения от экспертов – отпустить всю эту ситуацию и идти дальше. Вы как дончанин, рассматриваете такой сценарий при нынешней сложной и затянувшейся ситуацией?

Алексей Панич: Я так не считаю. Я думаю, что мы не имеем права не только перед собой, перед Украиной, а и перед Европой. Потому что такое перекраивание границ запускает процесс домино. Начинают валиться и другие границы.

В Донбассе решается не только судьба Украины, а судьба того, каким будет 21-й век. Это будет век пиратства, силовой борьбы суперцивилизаций или это будет век, когда все цивилизации учатся жить по общим законам.

​– Стоит ли говорить с коллаборантами? Или думать о своем и делать свое?

Сергей Захаров: Стадию диалогов мы прошли еще в начале, когда пытались разговаривать с уже бывшими товарищами и друзьями. Тогда уже было понятно, что эти люди для меня потеряны.

Основная часть населения не активна. По большому счету убеждать никого не нужно. Будет один флаг, они будут жить под ним, будет другой – под другим. Те, кто хотел услышать, те уже услышали. И те, кто ждал, будут нас ждать.

– Сейчас Донецк? Луганск, Донбасс одни из самых рейтинговых дебатированных слов в украинском и мировом пространстве. По поводу того, что говорят о Донецке, в каком контексте используют название города, с чем вы согласны, а с чем нет?

Анастасия Пугач: К сожалению, в мировом пространстве его обсуждают все меньше и меньше. Например, в Германии крайне редко показывают украинский Донбасс, проблемы переселенцев или рассказывают истории жителей неподконтрольных территорий.

Там можно увидеть сюжеты о зверствах украинских военных на немецком телевидении от немецких журналистов.

– А как говорят в Украине о Донецке, тебя устраивает?

Анастасия Пугач: Нет, я со многим не согласна. Касательно информационного поля, мне очень не нравится, что почти нигде не освещается жизнь людей в прифронтовых территориях. Большая часть внимания уделяется военным и большой политике.

ПОСЛЕДНИЙ ВЫПУСК РАДИО ДОНБАСС.РЕАЛИИ:​​

(Радіо Свобода опублікувало цей матеріал у рамках спецпроекту для жителів окупованої частини Донбасу)