В Мариуполе много ресурсных людей, но из Киева их не видно – Инна Юрьева

(Друкується мовою оригіналу)

«На оккупированной территории мир законсервирован, там остались только те ценности, которые были до войны. Абсолютная свобода не входила в эти ценности», – говорит в прошлом дончанка, а теперь мариупольчанка Инна Юрьева. Она – одна из активистов общественного сектора Мариуполя. Говорит, переезжая сюда, поставила себе целью вытащить третий сектор из слепой зоны и показать его стране. Какой сейчас общественный Мариуполь, и каковы взгляды жителей самого крупного города подконтрольной части Донбасса, почти вплотную примыкающего к зоне боевых действий? Какие слухи запускают о городе, который принято называть украинским форпостом, контролируемые Россией боевики, и как выработать критический подход к ним? Об этом Инной Юрьбевой беседовали Донбасс.Реалии. До войны Инна Юрьева работала руководителем департаментов по коммуникациям в бизнес-структурах Донецка. С июля 2014 года ушла в журналистику, некоторое время жила и работала в Киеве. Стала редактором ленты новостей «Свободный Донбасс» на Facebook. Автор и редактор газеты «Говорит Донбасс» для освобожденных территорий, координатор общественного движения «Деокупація. Повернення. Освіта», колумнист газеты «Зеркало недели» рассказывает, почему она выбрала Мариуполь, и как изменились ее взгляды на происходящее за время войны.

– Инна, легко ли Вам дался переезд из родного города?

– Одно из приобретений войны – мобильность, готовность к переменам. Раньше за мной такого не водилось, в Донецке мне тяжело давались изменения. Тем более обидно, что незадолго до начала войны я приняла трудное решение, и у меня получилось выскочить из того образа жизни, который мне перестал нравиться. Я вошла в комфортное окружение, мне в кайф было то, чем я занималась, и только я зажила новой жизнью – в моем городе появились «чужие». Я это восприняла как покушение на мои планы, я была очень зла, даже когда еще не видела физической угрозы для себя и для семьи. Отъезд, как и большинство из нас, оттягивала до последнего. Ребенка с сестрой отправила в Беларусь, последним поездом, а сама до конца июля ходила на работу и придумывала себе занятия, чтобы было не так страшно. А потом ко мне во двор прилетел снаряд, и стало понятно, что надо собираться, тем более, что друзья поставили ультиматум: или ты едешь в Киев, или мы везем тебя в Полтаву, а там как знаешь. Так я оказалась в столице.

– К тому времени в Киеве было уже много людей из Донецка, в том числе и журналистов. Удалось адаптироваться в столице, найти работу?

– Я была совершенно разрушена, жила новостями из Донецка 24 часа, вообще не могла разговаривать на отвлеченные темы, поэтому сразу знала, что не буду интегрироваться ни в какие структуры, не связанные с войной и домом. Встречалась только с друзьями-журналистами, и очень скоро появилась Facebook -лента «Свободный Донбасс», где я собирала локальные новости со всех ресурсов, чтобы люди могли в одном месте получить полную информацию о том, что сейчас происходит дома. Тогда было много событий, нужно было оперативно проверять информацию, искать источники, так появились новые знакомые – военные, волонтеры, общественники. И я постепенно начала втягиваться во многие общественные процессы, я все-таки менеджер и умею заниматься проектами. Потом уже и какие-то свои стала реализовывать.

– Если была работа, свои проекты, почему уехали оттуда? И почему выбрали Мариуполь?

– Киев начал меня разочаровывать. Казалось бы, столько мотивированных людей, должно что-то происходить, а ничего не происходит. Множество общественных организаций делают какие-то движения, ведут бурную деятельность – а ничего не происходит. Я к тому времени уже год делала газету для прифронтовых регионов, много писала о волонтерах и видела реальные изменения, но не в столице. И я стала чувствовать, что энергия моя заканчивается, а взять ее неоткуда. Я устала от бесконечных презентаций бесконечных стратегий в министерствах, у меня уже депрессия начиналась. И мы как раз приехали в Мариуполь с нашим движением «Деокупація. Повернення. Освіта», и я увидела здесь активных людей, у которых уже были системные успехи, они так вкусно об этом рассказывали, что я поняла, что деоккупация уже происходит здесь, пока я сижу в Киеве. Поэтому собралась и переехала в Мариуполь, «в поле». Нельзя все время теоретизировать, тем более, если уже есть успешные практики, которые могут быть моделью для будущих изменений в Донецке, И эти практики – здесь. Здесь много людей ресурсных, что называется, которые становятся ролевыми моделями для других. Но из Киева их не видно, никто не зовет их писать стратегии, никто не помогает ресурсами, никто не изучает их кейсы с прицелом на Донецк. Так что я поставила себе цель вытащить третий сектор Мариуполя из слепой зоны и обратить внимание, как минимум, центральных СМИ, а с их подачи – общественников и власти – на прифронтовые территории как на реальную площадку изменений. Получится или нет – посмотрим. Это – во-первых. А во-вторых, Мариуполь ближе к дому, для меня это очень важно.

– Мариуполь сравнительно небольшой город, а теперь в нем переселенцев больше, чем в других городах, если сравнивать с количеством местных жителей. Что скажете о полярности настроений в Мариуполе? Я имею в виду сторонников «русского мира» и проукраински настроенной части населения?

– Я в цифрах не берусь судить, тем более, что опросов никто не проводил, насколько я знаю. Но есть же закон Парето. Что бы ты ни мерял, 20% - это активная величина, 80 -пассивная. Эти 20 процентов задают динамику и создают ценности. Именно они понимают, что так, как было в 2013 году – нельзя. Что это – зло и смерть. Причем по всей стране. Потому что система была одна, кто бы что ни говорил. Просто в нас ткнули, и полезла гниль. Еще неизвестно, что было бы, если бы ткнули в другом месте. В других областях, и в Киеве тоже, «советских» людей не меньше. Но у меня с ними мало общего, и я их особо не вижу. Везде, включая Мариуполь, я общаюсь с людьми активными, которых называют агентами изменений. И здесь их много, в Мариуполе достаточно большой потенциал у гражданского общества.

– Сейчас заметно активируются адепты Партии регионов, и в Мариуполе в том числе. Есть ли шансы у этой партии взять реванш?

– Как мы сейчас понимаем, попытки взять реванш – это вполне закономерная модель для Партии регионов. Она создавалась для марионеточного управления. Чтобы не говорить сейчас о каких-то «сепаратистах», которых в природе нет, и о «ватниках», которых тоже нет, я, может, несколько метафизически, чтоб было понятно, буду оперировать категориями добра и зла. Так вот, Партия регионов, а точнее «Оппоблок» – абсолютное зло. Люди, которые его представляют, возможно, и были неплохими, но поскольку они являются проводниками зла, мы будем считать их врагами того нового, что мы хотим построить. Той новой жизни, в которой наша свобода – то единственное, что мы, и я в том числе, приобрели за время войны – сможет реализоваться. Наша свобода и наша ответственность за этот город, за другой, за страну. И «Оппоблок», конечно, будет в этом всячески мешать, это его природа. Уже были попытки реванша в Мариуполе, и не один раз. Последний раз в апреле этого года. Нам удалось этому помещать. Тут все просто: пространство у нас одно, и если его количественно и качественно будем заполнять мы, им придется подвинуться. Их сущность, скорее всего, останется прежней, но они будут вынуждены меняться. Сейчас гражданское общество консолидируется и готовит системные решения, они очень скоро «выстрелят». И «Оппоблоку» придется, по крайней мере, перестать культивировать ту тупую агрессию, которая разжижает мозги населению.

– Но ведь большинство работали на «регионалов» или продолжают с ними работать до сих пор.

– Когда анализируешь свое прошлое и думаешь, кем ты был и почему ты здесь, без дома, в войне, и с геморроем на тему «Что делать?», понимаешь, что когда раньше мы строили свою жизнь, то плыли по течению и ничего не пытались менять. Многие тогда работали на партию регионалов или в бизнес-структурах регионалов, потому что других-то и не было практически. Принимали это как данность, ничего особо не анализировали. Мне тоже казалось, что я живу в таком комфортном городе, где понятны правила и есть возможность роста. Когда некоторые из нас начали уезжать в Киев, я их не могла понять. Но где-то за год до войны и меня начала мучить мысль, что расти на самом деле некуда, что мне не нравится система, что в ней противно. Да и сама эта система меня выталкивала, я чувствовала себя инородным телом. Но тогда я не чувствовала себя в силах менять саму систему, даже не думала, что это возможно и тем более не знала как. Я могла просто уйти с одной работы на другую, потеряв в деньгах – вот и весь протест. Хотя это тоже был вариант.

– Бытует мнение, что события в Донецке - это зеркальное, возможно искаженное, отражение Майдана. Что Вы думаете по этому поводу?

– Это несопоставимые вещи. Но это тезис, который вкладывают в головы те же «регионалы». В него вполне можно поверить, если не понимать природы Майдана, энергии внутреннего протеста, который выливается во внешний. Мы же привыкли верить? Мы же всегда верили! Легко поверить в то, что кто-то стоял за деньги, если сам готов стоять за деньги. Должен появиться повод, чтобы начать сомневаться.

Конкретный пример, конкретные люди, которые вдруг на Майдане начали делать несвойственные для себя вещи. Выковыривать булыжники маникюром за 300 гривен или возить на Майдан дрова под угрозой срока в 15 лет. Я таких людей видела, знаю лично, они в большинстве своем и сейчас продолжают активно участвовать в реформах.

А в Донецке не знают и не видят людей, способных чем-то жертвовать не за деньги, что-то делать бескорыстно. Там, на оккупированной территории, мир законсервирован, там остались только те ценности, которые были до войны. Абсолютная свобода не входила в эти ценности. Хотя Донецк более буржуазный, чем Мариуполь, и внутренней свободы в так называемом среднем классе все-таки было немного больше. Бескорыстное служение не входило в шкалу мотиваций. Мы не заметили Грузию в 2008-м, мы забили на один Майдан, на другой. А когда пострадали лично мы, нам захотелось эмпатии. И мы теперь боремся со стигматизацией переселенцев. Мне кажется, что вот это все о ценностях, о жертве и о карме нужно обязательно объяснять людям на оккупированной части Донбасса через личное общение и уже через личные примеры.

– Насколько власть в Мариуполе ощущает и отвечает на перемены в общественном секторе?

– Я не сильно слежу за городской властью как за объектом хозяйствования. Я скорее слежу за ними как за медийными персонажами, за их поведением в информационной среде. Я вижу их наглость, и в этом году ее заметно больше. Заявление Зинченко (Юрий Зинченко – генеральный директор ПАО «ММК им. Ильича» – ред.) в стиле «радуйтесь, что мы вас кормим и платим налоги», поражает. Раньше такого не позволяли. Когда в 2012 году было экологическое движение, тогда «Метинвест» пошел на диалог с общественностью, на уступки. Сейчас они себя ведут совершенно по-хамски. Очевидно, что им этого не спустят и очень скоро они получат такое же сопротивление, какое получил «Оппоблок», я очень на это надеюсь и помогу чем смогу. Мы же помним, что реакция на акцию «Федай, улетай!» все-таки была – палатки убрали, больше «Оппоблок» у нас не гастролирует (Андрей Федай, председатель территориальной организации политической партии «Оппозиционный блок» в Мариуполе – ред.). Значит, этот алгоритм работает. Когда власть видит массовость, сплоченность, убежденность и подкрепленность ресурсами, в том числе и медийными (понятно, что не мариупольскими), то они вынуждены реагировать. Флешмоб «Вадик, не прогав!» тоже возымел действие – ямы на дорогах все-таки залатали. Если бы в городе был какой-то независимый медиаресурс, было бы легче гражданскому обществу проявляться и пробиваться на этом феодальном фоне. Но метинвестовская элита загоняет тех людей, которыми нужно гордиться, в маргинес, туда, где их не видно.

– Сейчас в инфопространстве много ложной информации, особенно с оккупированной стороны. Что слышала о Мариуполе из разряда «А соседка сказала…»?

– Начиная где-то с апреля, количество мифов о Мариуполе увеличилось. Это спланированная кампания, я отслеживали это в соцсетях. Они вбрасывают информацию, что Мариуполь всячески страдает под Украиной и ждет – не дождется «ДНР». Мне трудно найти логику в действиях тех людей, которые это транслируют. Скорее всего, ее нет. Слышала я и про холодильники в аэропорту, и про партизан, которые готовы просто по щелчку в день «Х» достать флаги «ДНР» и пройти по городу. Сегодня вот Басурин сказал, что СБУ будет взрывать музыкальный фестиваль на Песчанке. Слышала, что страшно ходить по городу без газового баллончика, потому что везде «Азов», людей пытают и убивают прямо на глазах у соседей.

Скажу, что в городе я редко встречаю военных, кроме вот Дня освобождения. Хотя их присутствие дисциплинирует, я считаю. А вот еще на 9 мая мы «видели» партизан (смеется). Где-то, на каком-то заборе «партизан» закрасил цифру 8 и нарисовал цифру 9. Ну, это просто образчик героизма! У страха глаза велики, люди охотно верят вообще во все. Несмотря на то, что в Мариуполе перебывала почти половина Донецка, люди все равно верят слухам. Потому что кто-то сказал. Потому что телевизор не может врать. И соседка баба Маня не может врать, хотя всю жизнь врала по определению. Надо сделать поправку на то, что люди устали. Голова уже не воспринимает никакую информацию. Уже столько было этих вбросов, а никто их не опровергает. Басурин же не скажет: «Извините – я был не прав».

Мне кажется, мифы будут иметь место до тех пор, пока людям не будет понятна логика происходящего в Украине, когда они сами смогут критически относиться к потребляемой информации. С тех пор, как я поняла, что мне врут о Майдане, я навсегда выключила телевизор и больше ничего не принимаю за чистую монету. Советуюсь с Гуглом по поводу и без. И сына этому учу. В чем не уверена – изучаю десять разных источников, прежде, чем делать выводы. Критическое мышление не быстро появляется, но это вопрос привычки, доступной всем.

– Вы верите, что все мы вернемся в Донецк?

– Вернемся, конечно. Я вижу картинку возвращения, я теперь знаю, что нужно менять, как много нужно будет сделать, и хочу вернуться домой не с пустыми руками.

– Поэтому не интегрируетесь в Мариуполь?

– Мне это не нужно, ни в Киеве, ни в Мариуполе. Я здесь наблюдаю за теми, кто двигается вперед, и учусь у них. Я не хочу в бизнес, не хочу во власть. Дома – может быть. Я хочу там использовать свой потенциал по полной, и те возможности, которые на меня неожиданно свалились. Работать я могу и дистанционно. Жить, могу где угодно. Война меня разобрала на винтики и собрала заново. Мне эта модель нравится больше. Она лучше меня прежней. Теперь я стала свободной.

(Радіо Свобода опублікувало цей матеріал у рамках спецпроекту для жителів окупованої частини Донбасу)