(Друкуємо мовою оригіналу)
Утром встретил соседа. С лета 2014-го он был в местной «армии», «офицером».
Здесь нужно сделать ремарку о нём и его семье. Знаете, бывает так в жизни, что ты что-то можешь и знаешь, но нет такой ситуации, когда бы ты мог проявить свои лучшие качества и раскрыться. То есть попади ты к мудрому руководителю, удалось бы раскрыть весь свой потенциал или большую его часть, захотелось бы расти, меняться и учиться.
Мой сосед был из рабоче-крестьянской многодетной семьи. Родители всю жизнь стремились их накормить-одеть-обуть-дать в руки рабочие специальности-женить, чтобы не хуже остальных-вздохнуть, наконец… И начинать принимать всех снова под свой кров уже с их детьми – своими внуками. Чем меня всегда подкупали мои соседи – их трудолюбием. Мне кажется, они и не спали никогда – бесконечно возились с апреля по середину ноября на грядках, то сажая, то убирая. Часто – впустую, но с каким-то маниакальным рвением, а вдруг что-то получится в этом году. Ну не растёт у нас кукуруза и арбузы, вы думаете, их это остановило хотя бы раз? Иногда мне хочется подбросить им через забор покупной арбуз на их арбузную грядку, чтобы хотя бы раз у них уродило…
Она всегда знала, что её дети не хуже остальных, что смогут как-то вырваться из этой бедности, прорваться…
Но я даже не об этом. Летом младший из соседской многодетной семьи ребёнок (и взрослый уже мужчина сам по себе) пошёл в «армию». Отчего-то они это скрывали. Приходил он в отчий дом ночами, приносил сумки – тушёнка, крупы. Что мог. Мылся, ел наспех мамины борщи и пироги, переводил дух и спешил назад на «службу». Мы делали вид, что не замечаем – а заборы-то сеткой, видно всё насквозь. Они не хотят говорить об этом, мы не спрашиваем. У нас так принято. Но потом его «повысили», и соседка сказала нам о нём с гордостью. Потом ещё и ещё. Сколько же было в её взгляде и словах материнской горделивой дрожи… Она всегда знала, что её дети не хуже остальных, что смогут как-то вырваться из этой бедности, прорваться… Невзначай, когда видели её, она говорила нам будто бы к слову – сын принёс сапоги и куртку. Всё это было его размера, мужское, но она не снимала сыновы обновки. И не столько это было смешно, как трогательно за мать и её старческую гордость. Иногда он заскакивал к ней на «служебной» машине – что-то завезти. Они же из работяг. Если и приходилось ему работать много, у них это в крови. И если и создана местная служба для какого-то определённого типажа, то он, как мне казалось, идеально в этот типаж попадал. Он же и учиться пошёл в вуз ради лычек на погонах. И снова они говорили нам об этом с такой гордостью…
Если всё происходящее с нами задумано где-то и кем-то, сдирижировано выдающимися и неизвестными миру политтехнологами, то вся эта система прекрасно работала
И я не иронизирую ни в чём и ничуть. Если всё происходящее с нами задумано где-то и кем-то, сдирижировано выдающимися и неизвестными миру политтехнологами, то вся эта система прекрасно работала. На моей улице мужчины шли «служить» через дом – молодые чаще, возрастные не выдерживали. Поначалу все женщины на улице задерживали дыхание, когда они шли на ночь домой помыться, а утром на рассвете уже спешили назад. С оружием, со всей амуниции. Летом 2014-го у них можно было разжиться хлебом и новостями. Жёны обычно видели их урывками – забрать грязное, выдать чистое, накормить, вымыть.
И вдруг вижу его на остановке, с нашей местной фирменной клетчатой сумкой, в гражданском. Оказывается, ушёл из «армии». Сломался
Так вот мой сосед. Я не видел его с лета. А перед этим видел только в форме и так – наездами к матери. И вдруг вижу его на остановке, с нашей местной фирменной клетчатой сумкой, в гражданском. Оказывается, ушёл из «армии». Сломался.
«Гайки стали закручивать». «Не та «армия», что была раньше». «Всем хочется денег и пить водку, а учиться и выполнять приказы никто не хочет». «Мне требовать нужно, а это никому не нравится».
Человек выброшен за борт. И там, за бортом, где плаваю я и все, кто не служил в местной «армии» никогда, его страдания понятны не будут
Я только молчал. Вы думаете, это начало беседы или её конец? Это кусочек его внутреннего монолога, который я случайно услышал. Человек выброшен за борт. И там, за бортом, где плаваю я и все, кто не служил в местной «армии» никогда, его страдания понятны не будут.
В моей жизни за эти два года были сотни коллизий, важных и спорных вопросов, сомнений, тревог. И мне было уже год назад понятно, что всё идёт именно к этому – «армия» строится по шаблону. В ней не нужны идеи, высокие волевые качества или что-то ещё – нужна исполнительность и трудолюбие. Хотя, пожалуй, часто достаточно только исполнительности. В ней нет места признанию былых заслуг, как нет места вообще человеческим качествам. Важно умение работать и подчиняться. Наверное, на то она и «армия». Это же система, переломить которую невозможно. К ней можно привыкнуть, чем раньше, чем легче.
Обиды, непонимание, недооценивание по заслугам – об этом я слышу очень часто. Если бы «армия» была такой, какой она есть в России – было бы иначе. Но у нас из хорошего пекаря пытаются сделать сносного пехотинца, а из водителя-профессионала – снайпера. Возможно, сделают. Возможно, эта ломка людей и стереотипов закончится с успехом, ведь недаром процесс этот задуман выдающимися политтехнологами.
Все идут за деньгами, а работать так, как требуют, не умеет никто. И если и умеют, не выдерживают прессинга. «Слишком туго закручивают гайки сейчас»
Часто слышу от ещё «служащих» слова обиды. Мы, дескать, и днём и ночью, и в будни и в праздники, и по первому приказу, а нас бросили как слепых котят после учений – добирайтесь сами, на секундочку, 14 километров… А потом комнатки с буржуйками в полях, где из еды – каша с тушёнкой и не помыться… Когда всё это начиналось, у первых «ополченцев» был энтузиазм. Деньги и паёк шли бонусом к нему. Типа того, «А что, там ещё и платят?». А сейчас, когда конца и края этому не видно, а требуют всё больше, выдерживают немногие. Тот же сосед сказал мне, что «армия» обновляется каждые два-три месяца – люди выдерживают только период «контракта». Все идут за деньгами, а работать так, как требуют, не умеет никто. И если и умеют, не выдерживают прессинга. «Слишком туго закручивают гайки сейчас».
Я прошёл осенью 2014-го барахтанье в ледяной воде безработицы. Когда оказалось, что я не нужен в новой жизни своему бывшему начальнику – у него своих хлопот полон рот, куда ему до меня. Я его понимаю, не в обиде, но ведь принять то, что ты не нужен никому, тоже нужно суметь. И предательское «Да я ведь ему столько сделал, столько делал для него» очень долго билось в висках по ночам. Но я пережил это, принял. А мой сосед проходит это вот только. Многие, как и он, через алкоголь, бесконечные рассказы первому встречному, семье, родственникам, затяжную депрессию. Учёба стала не нужна – для чего она теперь? Теперь нужно вспоминать и привыкать жить заново – пекарю и водителю. Хотя, говорят, тупой болью годами ещё будет напоминать о себе эхо этой войны.
Виталий Коршунов, преподаватель, город Луганск
Думки, висловлені в рубриці «Листи з окупованого Донбасу», передають погляди самих авторів і не конче відображають позицію Радіо Свобода
Надсилайте ваші листи: DonbasLysty@rferl.org
