«ЛНР». Похмельное начало года

(Друкуємо мовою оригіналу)

Начало года – как головная боль после шумной вечеринки. Весь декабрь все суетились закончить какие-то дела, сделать покупки, приготовиться к Новому году, как к первому причастию, а в январе все затягивают туже пояса и ждут зарплат, порядком поистратившись в праздники.

Сегодня видела счастливого обладателя пятилитровки растительного масла. Он выглядел полным образчиком счастья и хорошего хозяина, торопясь доставить домой ценный груз. Я заметила, что за весь этот период с 2014 года происходят невидимые сдвиги в сознании, которые сложно распознать, но которые тупой болью напоминают о себе. Итак…

​«У нас всё хорошо». Это целый пласт жителей «республики», которые надели маску «всё хорошо» настолько плотно, что уже сами не понимают её границ. У них всегда всё хорошо! Беседа с ними исполнена позитива. С ним нужно общаться по чайной ложке, как потреблять цикорий – иначе приторно до невозможности.

Моя хорошая знакомая получает 2000 рублей пенсии. Живёт с дочерь – одинокой мамой – и больной внучкой. Не уверена, что счастье бьётся о стены их квартиры на квартале Волкова, в которой воду дают на пару часов по вечерам. Так вот, моя знакомая в очередную нашу встречу закончила разговор вполне в духе этой касты счастливых: «Скоро у нас у всех всё будет хорошо. Скоро мы все будем богатыми».

Я попробовала уточнить механизм, сроки и список тех, кто попадает в обещанный рай, но моя знакомая загадочно замолчала. До войны она была совершенно вменяемым человеком. Она и сейчас работает по нескольку часов в день, там же, на Волкова. Я спросила, могу ли я воспользоваться в их офисе туалетом. Долгая-долгая пауза в ответ, а потом: «Ладно, иди, только смой за собой». Воду для чая и в туалет сотрудники носят из дома…

Но если говорить о счастье, то я сегодня поймала себя на том, что тоже натягиваю на голову, как тугой чулок, эту же маску – бывшая коллега из Харькова настойчиво расспрашивала меня, как и за что мы живём здесь, имеем ли ещё работу, и как здесь отчаянно мучаемся. При таких расспросах поневоле начинаешь убеждать себя и собеседника, что всё ОК, файн и так далее. Наш завлаб на кафедре – из этой же когорты счастливых. Но у неё вполне объективные причины для счастья – и муж, и отец получают по две пенсии: здесь и в Украине, работают и в ус не дуют. Им, если выезжать, то терять 70% дохода, поэтому, конечно, у них всё хорошо.

​«Мне на всё наплевать». К сожалению, это обо мне. Определённо, это защитный механизм от свалившихся стрессов. До 2014 года я была выраженным трудоголиком. Меня было не выкурить с работы! Я уезжала последней маршруткой, а то и на такси. Подружки, чтобы повидаться, заходили со сладостями с чёрного входа в наш офис часов в семь вечера, зная, что найдут меня там. Офис закрылся с войной. Закрылся отдел. Свернулся проект. И мне на всё наплевать. Но за этим стоит много большее, чем просто безразличие. За этим стоит полная растерянность. Я не умею и не хочу заново приспосабливаться, одевать маску любезного человека в новом коллективе.

Я пыталась, честно пыталась поработать где-то ещё. В новом коллективе таких вот счастливцев от новой «власти» у меня спросили: «Яна, Вы хоть кого-то любите?» По работе у них претензий ко мне не было, но моих позитива и любви им не хватало. А у меня было чувство, что у меня содрали кожу и тут же наживо пришили новую, чужую. Без наркоза. Я пыталась говорить об этом с таким же потерянным приятелем из прежней довоенной жизни. Он выехал в Киев с войной, а раньше мы работали семь лет в одной фирме вместе. И я поняла, что его также ломает, как и меня. Сердце осталось там, в нашем шумном офисе среди друзей-коллег, которых не нужно было заставлять себя любить, потому что любил их по-настоящему, искренне. Поэтому мне наплевать. Глубоко наплевать на многое, кроме моей семьи, которая вышла на первый план, став моей ахиллесовой пятой и тылом.

​«Всё плохо. Всё очень плохо». Да, с этими бедолагами приходится встречаться очень часто. В моём новом коллективе была сотрудница, которая настолько виртуозно повторяла, что и как у неё плохо, что мы слушали её каждый день с утра, как очередную серию любимой радиопостановки. Муж у неё задерживал с алиментами, дочь не хотела носить шубу, а матери было 70 лет, а в этом возрасте знаете, сколько болезней? Мы с упоением слушали о том, что у них закончилась зубная паста, что дочь-отличницу валят тираны-преподы. Когда коллега выходила из кабинета, пелена будто бы падала, мы понимали, что у нас всё где-то так же, у всех сейчас так же, но она входила, и мы снова слушали её, сидя полукругом, и готовы были помочь, чем только можно.

Я ограничиваю себя в общении с этой категорией. Я не хочу слушать о ценах, о витке подорожания. Не хочу впадать в ещё большую тоску после общения с такими вот несчастными. Поэтому я общаюсь избирательно, по делу и предельно лаконично. Вопрос – ответ. Я не хочу получать в нагрузку чьё-то придуманное счастье или ворох усиленных проблем. Я отвечаю лаконично, что всё нормально. А по долгому молчанию друзей на мои письма понимаю, что они тоже из тех, кто пытается выстирать своё грязное бельё самостоятельно, не перекладывая проблемы на других. Спросила у приятеля-психиатра, который тоже в Луганске, его рецепты саморегуляции, он пожал плечами: «Общаться с позитивными людьми. Их мало, но они есть».

Да, похмельное начало года. Заходил сосед. Я слушаю его обычно молча. Он попадает в список тех, кого мне хочется слушать. С ним легко, он не грузит проблемами. Но его рецепт счастья прост – литр самогона на соседней улице, у деда Жени, 100 рублей. А можно и в долг.

Яна Викторова, преподаватель, город Луганск

Думки, висловлені в рубриці «Листи з окупованого Донбасу», передають погляди самих авторів і не конче відображають позицію Радіо Свобода

Надсилайте ваші листи: DonbasLysty@rferl.org