Переселенка из Луганска: путь от волонтерства до коворкинга

Дарья Левчук

(Друкуємо мовою оригіналу)

Луганчанка Дарья Левчук, переехав в Киев, стала волонтером сначала в центре «Фроловская 9/11», а позже начала помогать бойцам в госпитале. Умение находить подход к каждому, постоянное общение пригодились переселенке и на новом месте работы – в коворкинге, то есть коллективном офисе для людей с разной занятостью​. Два года назад про этот проект Дарья только слышала, а за это время уже открыла две локации с «нуля».

– Я, в принципе, должна была ехать в Германию на курсы по журналистике в конце июня. У меня были билеты. К тому времени в Луганске уже было горячо – аэропорт, погранзастава, Макарово. И все эти события «стримились» в социальных сетях, все нагнеталось. Родители решили отправить нас из города на 2 недели раньше. Мы отстояли десятичасовую очередь на вокзале, все же смогли взять билеты и уехали из Луганска... навсегда.

– Страшно было покидать родной город и ехать «в никуда»?

Страшно было оставаться, учитывая мои политические взгляды и деятельность. Когда были президентские выборы, на которых жители Донецкой и Луганской областей не смогли проголосовать, мы проводили свои интернет выборы. На сайте жители Донбасса могли одной галочкой показать, как бы они проголосовали, если бы у них была возможность.

Мы такие партизаны были. Сидели в какой-то полуподвальной комнатке между магазинами «Секонд-хенд» и «Свадебные наряды». У нас были пароли, по которым можно было зайти... И если кто-то стучал в двери нас так это пугало. Сидишь и думаешь, куда бы спрятаться.

У нас в это время в городе, как в старых фильмах о Диком западе. Никого на улицах, ветер дует, и разве что перекати-поле не «бежит» по дорогам

Еще в этот день у меня был телемост со Львовом. А город уже полупустой, маршрутки не ходят, мне надо на другой конец города ехать. У нас в это время в городе, как в старых фильмах о диком западе. Никого на улицах, ветер дует, и разве что перекати-поле не «бежит» по дорогам. А этот телемост закончился поздно, у нас в городе уже комендантский час. Кое-как вызвали такси... Это такой страх был. Пока доехала домой, вся жизнь несколько раз перед глазами пробежала.

– Уехали сразу в Киев?

Наверное, как и все, планировала, что съезжу в Германию на курсы и вернусь, за две недели все кончится. Вот только не сложилось. Мы созванивались с друзьями, с родственниками, узнавали новости и понимали, что возвращаться бессмысленно. Родители отправили меня к родственникам в Голландию, там пробыла до августа. И закончились в сумме те три месяца, которые можно находиться в Европе за полгода. Поэтому я вернулась в Киев и снимала квартиру вместе с друзьями.

– Работу нашли быстро?

Сидеть на месте не хотела и решила помочь людям, которые тоже переселенцы из Луганской и Донецкой областей. И отправилась в волонтерский центр «Фроловская 9/11»

​– Я ее не искала. Знала, что мне надо пересидеть некоторое время и поеду в Европу. Я так планировала. Но как говорят: «Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах». Я думала, что на такой короткий промежуток времени – около месяца – глупо искать работу. Но сидеть на месте не хотела и решила помочь людям, которые тоже переселенцы из Луганской и Донецкой областей. И отправилась в волонтерский центр «Фроловская 9/11».

Киевляне приносили одежду, посуду, бытовые вещи, еду. Мы это все фасовали, а потом отдавали переселенцам, которые к нам обращались за помощью. Мы перебрали сотни пакетов с вещами, перетаскали сотни килограммов еды и моющего. Я приходила домой и у меня болело все. Вот с 9 до 22 мы постоянно что-то выдавали, забирали, фасовали, переставляли, таскали. Это был такой график, что до сих пор забыть не могу.

– А как стали волонтером госпиталя?

Мне хотелось прийти к тем людям, которые сейчас защищают мой дом, сказать: «Спасибо». Но я боялась. Не знала, какая будет у солдат реакция, что я из Луганска

– Когда была на «Фроловской 9/11», часто приходили запросы, что нужно отправить в госпиталь или на фронт футболки. Мне хотелось прийти к тем людям, которые сейчас защищают мой дом, сказать: «Спасибо». Но я, честно, боялась. Не знала, какая будет у солдат реакция, что я из Луганска.

Кроме того, когда я была в волонтерском центре, я столкнулась с негативом, что тоже оставило свой отпечаток. Мы разгружали мешки, зашла женщина-переселенка и начала волонтеров обвинять, что они воруют и забирают себе самое лучшее. И вообще им ее никогда не понять, вот она все потеряла, а мы, волонтеры, на этом наживаемся.

А другие же волонтеры знали, что я из Луганской области, и сказали не обращать внимания, но меня это так зацепило, что просто не хотела больше помогать никому. Отдавать всю себя людям, которые могут в любой момент плюнуть тебе в лицо.

Восхищаюсь волонтерами, которые, несмотря на весь негатив, продолжают помогать

Честно, восхищаюсь теми волонтерами, которые, несмотря на весь этот негатив, продолжают спокойно помогать всем и продолжать верить в людей. Вот я так не смогла.

– Что все же помогло собраться с силами, духом и прийти в госпиталь?

– Подруга и случай. Нам все время рассказывали, что в госпиталь очень сложно попасть, что там волонтеров отбирают так, что спецслужбам даже не снилось. Нас никто не пустит. Максимум только в парке погулять. Там такие легенды ходили про волонтерство в госпитале…Но в День Независимости мы с подругой собрались и все же решили приехать в госпиталь. И шли девочки в белых халатах с бейджами, они нас познакомили с куратором волонтеров Алевтиной в отделении нейрохирургии и неврологии.

Чудесная женщина. Настоящее светлое солнышко. Обожаю ее и благодарна, что она всегда рядом с бойцами. Мы ей просто при первой встрече сказали, что хотим помочь, но мы из Луганска. Она сказала: «Чудесно!» и отвела нас в палату к ребятам из Станицы Луганской.

Мы познакомились. Когда сказали, что мы из Луганска, такая смешная реакция была: «Да ладно?!». Поговорили по душам: мы рассказали о том, как выезжали, они – как служили. И так закрутилось: приходили к ним каждый день после работы.

– Когда соглашались помогать в больнице, понимали, чем Вам там придется заниматься?

– Я была готова ко всему. От поговорить про футбол и заканчивая медицинской помощью. Но все, конечно, оказалось сложнее, чем думала.

Сначала был постоянный контроль: что сказать, с какой интонацией, с каким выражением лица. Чтобы тебя поняли правильно, не обиделись, не перекрутили ничего

Пришлось учиться заново общаться. Люди, которые были на войне, – это совершенно другая категория, с которой я не сталкивалась раньше. Бабушки и дедушки не считаются. Это другое время и другие люди. А тут ты в параллельном мире: в госпитале ты чувствуешь войну, а выходишь за дверь – тут салюты и концерты. Я никогда не видела того, что они. И было важно – не сказать чего-нибудь лишнего, посмотреть не так. Сначала был постоянный контроль: что сказать, с какой интонацией, с каким выражением лица. Чтобы тебя поняли правильно, не обиделись, не перекрутили ничего. А потом ты расслабляешься. У тебя просто столько ежедневного общения с бойцами, что ты уже живешь на одной волне. Я уже чувствовала и понимала каждого из них, и меня даже специально звали к тем бойцам, которые не хотели ни с кем общаться.

– Получалось разговорить?

– У нас был случай, когда меня волонтеры попросили узнать номера родственников парня, который лежал у них. Чтобы позвонить, рассказать, где он и т.п. Он не общался ни с кем. Не знали ни фамилии, ни имени, даже позывного. Знали только с какой бригады и то, потому что висел флаг над кроватью.

Я захожу к нему. Он лежит на кровати лицом в подушку. И отвечал сквозь зубы. Спрашиваю: «Как у вас дела?». «Нормально!». Пытаюсь выйти на разговор: «Как спали?». В ответ: «Никак». Я спрашивала и как долго он лежит, и что он любит – и ни в какую. Пришлось пойти на хитрость. Оказалось, что он из Львова, и я спросила, какой город лучше: Львов или Киев? Зацепило. Он развернулся ко мне лицом и стал рассказывать про родной город. Так и «разобщались», теперь очень хорошо дружим.

Я про своих бойцов знала все: начиная от того, где учились, и заканчивая у кого дети, что любят. Были те, кто попадал в плен, а у родителей просили за них выкупы…Эти истории не знали все волонтеры, но мне они доверяли. Это было важно.

– А по медицине приходилось что-то изучать?

– Да. У нас были тренинги, как ухаживать за лежачими людьми. Как их переворачивать, как мыть, как кормить, чтобы не поперхнулся. Мы, конечно, не ставили капельницы и не делали уколы – для этого были медработники. Но как перекрывать капельницу и регулировать ее – мы знали и делали это.

Мы стояли постоянно у плиты после рабочего дня и что-то готовили бойцам. Это было не в тягость, наоборот – мы получали от этого удовольствие

Кроме того, кормили и готовили. Но это уже была наша идея. В больнице обычная постная еда. А многие хотели чего-то домашнего: пироги, жареные грибы, десерты, котлеты. Мы стояли постоянно у плиты после рабочего дня и что-то готовили бойцам. Это было не в тягость, наоборот – мы получали от этого удовольствие. А когда видели их довольные лица, то просто готовы были парить.

– А когда приходили «борты»…

Бойцам от наших слез не легче. Поэтому мы собирались и просто оказывали помощь, какую только могли

– Это было ужасно. Сложно на такое не реагировать, хотя мы и старались всем видом не показывать, что плакали. Бойцам от наших слез не легче. Поэтому мы собирались и просто оказывали помощь, какую только могли. Мы делали много обходов. Если бы была программка у нас, которая считает, сколько шагов за день ты проходишь, она бы показала 50 километров, не меньше. Мало того, что мы по этажам бегаем, мы к складам бегаем, по отделениям, в аптеки.

– Как отключались от всего, что видели в госпитале?

– Я так уставала, что приходила домой и сразу же отключалась. Был сложный момент после столкновений в Дебальцево. Там были ребята, с которыми мы сдружились. И тут по телевизору показывают ужасные новости, а ты не можешь до парней ни дозвониться, ни дописаться смсками. И ты не знаешь, живой твой боец, которого ты кормила и выхаживала, или нет. Я не находила себе места.

– Как из волонтеров стала администратором коворкинга?

– Я год работала над созданием премии среди спортсменов возрастом до 19 лет. А потом, когда оказалось, что нет финансирования, меня перевели заниматься пиаром звезд – и я поняла, что это не мое. Стала искать работу и совершенно случайно оказалось, что открывается коворкинг и нужен администратор. Я решила попробовать и пришла на собеседование. Мне показали, что на этом месте планируется коворкинг. Готовы ли я за это взяться? А там, реально, только стены – и больше ничего. Я почему-то решила, что не подхожу. Но, к счастью, впервые интуиция подвела. Я согласилась на эту вакансию и не жалею.

– Чем занимались?

– Всем: и маркентингом, и продажами, и собеседованиями, и стройкой. Кроме того, параллельно я искала людей, которые должны были проводить лекции в нашем зале. Потом начинались фестивали, и мы делали полностью промоушен. Скучать было некогда.

Я – коммуникационный маньяк. Мне надо общаться с людьми

Но когда открылись, мы поняли, что это именно то, что хотели. Да и моя работа мне была в удовольствие. Я всегда знала, что не смогу работать в офисе, сидя за компьютером. Я – коммуникационный маньяк. Мне надо общаться с людьми.

Один «минус»: я – не перфекционист. Я за чистоту, но вот это надмерное – все ровненько, под правильным углом, – это не про меня. А здесь так надо. Коворкинг площадка должна быть идеальна. И вот здесь, я реально переучиваюсь.

– У вас открылась вторая локация. Это полностью Ваш проект?

– Первая локация уже работает, как часы. Там все идеально налажено, а эту локацию мы открыли не так уж давно. Теперь здесь нужно все приводить на должный уровень. И сейчас этим занимаюсь.

– Остается время на волонтерство?

– Я помогаю на фронте своим ребятам: рации передаю, генераторы ищу. Но в госпитале уже не могу помогать. Я пыталась в прошлом году вернуться, но не получилось. Поняла, что изжила себя в этом плане. Я прихожу в палаты, общаюсь, но мне внутренне плохо. Видимо, отдала все, что могла. Хотя со своими бойцами, с кем мы прошли уже этот путь, всегда общаюсь и рада каждой встрече с ними.

ПОСЛЕДНИЙ ВЫПУСК РАДИО ДОНБАСС.РЕАЛИИ:

(Радіо Свобода опублікувало цей матеріал у рамках спецпроекту для жителів окупованої частини Донбасу)