Россия – крайне невыгодный донор для дотируемой территории – ученый

(Друкуємо мовою оригіналу)

Для успешного экономического развития Донбасса, в том числе после освобождения нынче оккупированной его части, экономические успехи должна демонстрировать вся Украина. У страны просто нет ресурсов на создание внутри каких-то оазисов, считает Александр Ярым-Агаев –​ профессор Государственного университета экономики и технологий транспорта, бывший преподаватель Донецкого национального технического университета. В эфире программы «Донбасс. Реалии» он также заявил, что, по его мнению, украинская экономика с самого начала конфликта на востоке должна была перейти на военные рельсы.

​– С нынешними политическими исходными какое экономическое будущее Вы видите на оккупированной части Донбасса?

– Если говорить в общем, то никакое. Проблема в том, что эта территория, в силу политических и исторических обстоятельств, не может быть автономной в экономическом плане. То есть она не может обеспечить себя хотя бы в силу специфики структуры экономики, которая существует в этом регионе.

Александр Ярым-Агаев

В настоящее время бизнес на Донбассе существует, но это бизнес мелкий. Всегда нужен приток денег извне, чтобы закупать товары и тому подобное. Этот приток сейчас осуществляется за счет денег, которые поступают либо с территории Украины в виде социальных выплат, либо с территории России в виде тех же социальных выплат, а также зарплат как боевикам, так и сотрудникам существующих органов на оккупированных территориях Донецкой и Луганской области.

Другая схема в ближайшее время не представляется вероятной. Возможность того, что там может быть возобновлена работа каких-либо серьезных предприятий, которые будут массово поставлять продукцию на экспорт в Россию или в Украину, крайне маловероятна в силу структуры промышленности. Дело еще в том, что товары этих территорий абсолютно не нужны в России, там они являются избыточными.

– А, допустим, в страны третьего мира?

– Как? Через Россию?

– Допустим, по приднестровскому сценарию, товары из этого непризнанного образования продаются под брендом «made in Moldova». Вы не думаете, что при политическом потеплении товары, изготавливаемые на территории под контролем группировок «ДНР» и «ЛНР», будут продаваться как «made in Ukraine»?

–​ При попустительстве Украины, возможно. Но зачем это надо Украине, я не знаю. Хотя могут быть всякие неожиданные сценарии.

– Но Молдова этим занимается сейчас.

– Молдова занимается, но во-первых, зачем ей это нужно, тоже не совсем понятно. А во-вторых, чем отличаются от Донбасса Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия? Во-первых, там гораздо меньше население. Во-вторых, это – территории, которые способны обеспечить себя хотя бы едой. Донецкая область не способна, она другая по структуре, – это промышленная область. О Приднестровье тоже говорят, что это – промышленный регион, но на самом деле там работает один-два завода, и население очень маленькое. В Южной Осетии вообще 40 тысяч человек. Кроме того, уровень жизни, например в Абхазии, исключительно низкий.

– То есть территории под контролем группировок «ДНР» и «ЛНР» – это уникальная ситуация? Густонаселенная территория, которая не может себя обеспечить.

– Как Палестина, пожалуйста. Палестина тоже не обеспечивает себя и живет, в основном, за счет дотаций Израиля и ООН. Другое дело, что на дотации ООН и Израиля жить гораздо лучше, чем на дотации России – это существенно более высокий уровень дотаций. Существуют территории, которые десятилетиями живут без экономики, если кто-то их дотирует. Но специфика заключается в том, что Россия дотирует всегда исключительно скудно. Это крайне невыгодный донор для тех, кто живет на дотируемых территориях.

– То есть «абы тлела экономика»?

– Абы тлела жизнь. Экономика не играет никакой роли. Давайте посмотрим на пенсионеров. Сколько Россия выплачивает пенсионерам по пособию? Это пересчитывалось таким образом: бралась пенсия в Украине, допустим 1200 гривен, и умножалась на два. Получалось 2 500 рублей – это 40 долларов. То есть по 40 долларов Россия тратит на человека.

Большинство живет на две пенсии, давайте говорить честно. Сколько тратит Европа на одного беженца из Сирии? Она тратит в среднем от 600 до 800 евро в месяц на одного беженца. То есть естественно, что 40 долларов – это крайне скудное существование, даже с учетом разницы цен. Видимо, есть люди, которые могут на 40 долларов в месяц как-то просуществовать.

– Я правильно понимаю, что даже такое большое количество территорий, которые Россия финансово поддерживает, не является для нее значительной ношей?

– Никакой, и не надо строить иллюзий. Сколько денег тратится на Донбасс сейчас? Миллиард или два в год? Это копейки. Ситуация в России ухудшается совершенно естественно, уровень жизни падает. Но два миллиарда они могут тратить еще долго, по крайней мере, и на 10 лет хватит, и на 20 лет. На другие территории тратится меньше денег, там меньше населения.

– Многие политологи говорили, что один из факторов, который развалил Советский Союз, – поддержка СССР своих соратников за рубежом при падении цен на нефть. Сейчас (для России – ред.) происходит подобное. Или Вы не видите таких параллелей?

– Дело в том, что тех, кого поддерживает Россия сейчас, она поддерживает в очень небольшом финансовом объеме. Рассчитывать на то, что это сломает экономику России, крайне наивно и неправильно. Это просто непонимание баланса. Кроме того, давайте оперировать фактами: экономика Украины падает быстрее, чем экономика России.

– Вы верите, что на подконтрольной Украине части Донбасса возможен экономический рассвет, подъем? Каким он может быть? На прошлой неделе Глава Донецкой областной государственной администрации Сергей Тарута призвал создать там инвестиционный климат для подъема производства. Вы видите там какие-то точки роста и такую возможность при близком расположении к линии разграничения?

– Я не вижу никакие точки роста нигде и не верю в какие-то отдельные оазисы. Либо в стране в целом есть экономический рост, экономический бум, либо его нет. Не надо выдумывать, что территории могут по-разному развиваться. Либо Украина будет активно развиваться, и автоматически будут развиваться все территории, включая и территории Донбасса, либо не будет развития нигде. Это возможный вариант. У Украины нет никаких ресурсов развивать какие-то особые условия, не стоит питать иллюзий по этому поводу. У Украины нет ресурсов нормально помочь беженцам, о каких ресурсах промышленности и экономики сейчас может идти речь?

– А Запад может помочь создать такую витрину благополучия?

– Может, но для начала Запад мог бы помочь перемещенным лицам. На такое гораздо проще можно было бы выбить деньги, потому что это гуманитарная миссия. На гуманитарные миссии гораздо легче выбивать деньги, чем на экономические. Но Украина не смогла поставить вопрос таким образом, чтобы эти деньги получить.

– Как Вы думаете, когда Донбасс вернется, каким будет его место как угольной вотчины? Процессы, которые происходят сейчас, окончательно убили эту промышленность?

– Очень интересный вопрос. Не преувеличивайте значения объектов, которым по 60-70 лет. Вопрос заключается только в том экономическом климате, который может быть. Если будет благоприятная экономическая ситуация, построят новые предприятия, будет работать новая промышленность и так далее. Не надо переживать по поводу того, что какую-то шахту затопило. В конце концов, вопрос о закрытии этой шахты все-равно стал бы рано или поздно. Особой экономической ценности объекты Донецкой области по состоянию на сегодняшний или на вчерашний день не представляют. Если есть какие-то более ценные, то они не на территории «ДНР» и «ЛНР», то есть это либо Краматорск, либо Мариуполь. В самом Донецке промышленность в последнее время вообще почти уже не работала.

– И все-таки, когда Украина восстановит свой суверенитет над Донецком, чем можно будет занять такое количество людей?

– Я еще раз говорю: не надо ничем занимать. Создайте нормальную рыночную экономику. Люди сами начнут придумывать, чем они будут заниматься. Конечно, в Донецкой области много людей работали на крупных предприятиях и не могут жить самостоятельно. Им надо куда-то приходить на работу, самоорганизоваться они не могут. Но сейчас эти люди не составляют большинство населения. Ни шахтеры, ни металлурги не составляли большинство в последнее время.

– Но их семьи тоже воспитаны в такой традиции.

– Да, я понимаю, что это проблема, но поддерживать неэффективные производства – это не путь.

В каком-то смысле разрушение предприятий может быть полезным. Придется строить новое, а не пытаться удерживать на плаву заржавевший корабль, который все-равно бы утонул. Нужен толчок, он, в этом плане, есть. Надо создавать что-то новое. Донецкие предприятия стояли: машиностроительные предприятия стояли, металлургический завод работал плохо. Металлургия работала исключительно исходя из благоприятной конъюнктурной ситуации – полностью на экспорт. Это возможно, но только при высоких ценах на металл. Но даже в этом случае он все-равно бы стал.

– Тем не менее, Россия покупала, был спрос на эту продукцию.

– России не нужна металлопродукция. Она является главным конкурентом Украины по экспорту металлопродукции, причем того же сортамента, который выпускает Украина. России выгоднее всего платить эти копейки в Донбасс, но чтобы там вообще ничего не работало.

– То есть это политические цели?

– Нет, экономические. Это даст возможность увеличить производство на российских предприятиях.

– Убили конкуренцию?

– Да, совершенно экономические цели.

– Что ждет донецкие шахты? Закрытие? Это же огромное количество шахтеров.

– Это социальная проблема. Давайте не будем путать проблему социальную и проблему экономическую, и решать одно за счет другого. Более того, я не уверен, что та дотация, которая платилась шахтам, была бы больше, если бы этим людям платили за то, что они не ходят на работу. Кроме того, есть огромное количество рентабельных шахт, и они могут увеличить объем производства. А в-третьих, что значит дотации? Кроме дотаций, существовала еще одна вещь – цены на уголь были занижены внутри. То есть при плохих горных условиях цены на уголь в Украине были искусственно занижены, при том что цены на газ были завышены, а на нефть – нормальные мировые цены. То есть мало того, что шахтерам было трудно работать при нормальных ценах, они еще были занижены. Первым делом надо было отпустить цены на уголь, но сейчас они крайне низкие в мире.

– Видите ли Вы возможность экономического роста в Украине при существовании такой точки нестабильности на карте, которой, как говорят, и добивался Путин?

– Да. Более того, страны могут показывать рост и во время войны. Этот рост иногда происходит за счет перехода экономики на военные рельсы.

– Как у нас сейчас происходит?

– У нас экономика не переходит на военные рельсы. Она должна была бы переходить сразу и это должно было дать большой рост. При этом, скажем честно, роста благосостояния бы не было, такое тоже бывает. Причиной отсутствия роста может стать нарыв, который очень мешает, но за два года мы не изменили модель экономики Украины в целом. Это главное. Я не понимаю, почему некоторые экспортные отрасли сокращают объемы, которые совершенно не связаны с территорией Донбасса.

Россия тратит на Донбасс ровно столько, чтобы поддержать там скудное существование

(Радіо Свобода опублікувало цей матеріал у рамках спецпроекту для жителів окупованої частини Донбасу)