22 марта 2022 года Ульяна Шумило решилась выехать из Мариуполя с двумя сыновьями и неслышащими родителями. По дороге к автобусу в какой-то момент родители пропали. Вокруг не утихали уличные бои. У нее были секунды для выбора – бежать дальше с детьми или возвращаться искать родителей.
Дети были спасены, родители еще на месяц остались в Мариуполе. Без еды, без единственного человека, который всю жизнь их связывал с миром слышащих. Ульяна смогла организовать их поиски и эвакуацию из блокады только в конце апреля. Увиделись они в начале лета. Сейчас семья живет в Киеве.
Ульяна Шумило несколько лет работала в теленовостях переводчиком на язык жестов. Переводила заседания Мариупольского горсовета. В Киеве она реализовала уже несколько культурных проектов, но, пока идет война, своим долгом считает работу в информационном пространстве для людей с проблемами слуха. Они оторваны от жизненно важной информации, не могут услышать свист ракет и не знают, что могут подать сигналы из-под завалов.
Оказалось, что я слышу
– Родилась я в Мариуполе. У моих родителей приобретенная глухота, не врожденная. Бабушка у меня слышащая, из Бердичева родом. Она с ума сходила по «Молодой гвардии», там была Ульяна Громова и бабушке очень хотелось дать это имя кому-то. Она считала, что это имя для сильной личности и попросила маму назвать меня Ульяной.
Часто путают Уля и Юля. Меня, особенно в подростковом возрасте, это так раздражало!
Где-то года в 4 по аудиограмме проверили у меня слух. Оказалось, что я слышу, со мной надо было заниматься. Поэтому мама меня отдала в интернат. До 9-го класса дома я была только по выходным.
Почему я про маму так много рассказываю? Никогда, по сегодняшний день, у нас не было отношений мамы и дочки. Я всегда была при маме, ее помощью. Мне и бабушка заложила, что я должна опекать ее. С самого детства я с ней. Я постоянно в школе отпрашивалась (тогда же не было сурдопереводчиков), чтоб водить ее везде, где только можно было и надо было.
Я была ее ушами и глазами. Вся жизнь по сегодняшний день к моим сорока годам посвящена ей. Поначалу, буду честной, я считала, что это – мое ярмо. Я нервничала, плакала, что нет жизни. Папы не было (сейчас у Ульяны есть отчим, это о нем идет речь в рассказе об эвакуации из Мариуполя). Она воспитывала меня одна. Не то, что мама была контролем надо мной, а я – ее: смотри, здесь будь осторожной, туда без меня не ходи, нигде ничего не подписывай. Потому что мама, к сожалению, не очень грамотная. Я ее заставляю читать, писать, и она уже научилась писать, как-то воспринимать информацию она может.
Это сейчас утихнет
До войны (полномасштабной) мы с детьми жили в одной квартире, а мама с отчимом (они вместе уже 13 лет) – в своей. 28 февраля мама мне сказала: «Я уже не смогу без тебя, переезжай ко мне». И я переехав к ним.
Поставив сумки с одеждой, немножко с едой, я стала в коридоре и поняла: эти четверо, которые сейчас в квартире, не могут и не должны выходить никуда». Вот тогда, стоя в коридоре, я себе сказала: «Все, приплыли. Теперь, Уля, ты здесь главная. В своей семье».
Мне тяжело вспоминать первые дни… У меня мужа нет, и когда 24 февраля я пришла на работу, на телеканал «Донбасс», я работала сурдопереводчиком на прямых эфирах, и когда нам сказали, что нам нужно прямые эфиры до последнего проводить, у меня было такое состояние… Я не понимала, что мне делать, куда бежать, кого просить. Прошел год, а я до сих пор это прокручиваю.
Наш телеканал находился между центром и левым берегом, откуда начались обстрелы. В центр начало прилетать со 2-го марта. А у нас уже тогда здание ходило ходором. И до 27 февраля мы все равно делали прямые эфиры.
Объявляет наша власть, что есть львовский поезд. Он был 25 и 26 февраля. А потом взорвали мост в Волновахе, если я не ошибаюсь, по его маршруту. Плана Б не было. Левый берег, восточный район с периодичностью обстреливался.
И я реально думала, что это утихнет. Как это – бросить квартиру? Переехать? А куда? Ни денег нет, я же из той категории, которая жила от зарплаты до зарплаты. Надо вещи собирать – детей, родителей. Нет, зачем эта вся суета. Все будет нормально. У нас тут ребята-военные, «Азов» тут, нет, это сейчас утихнет.
Потом мы узнали, что с 27 февраля уже ни один поезд не ездит. И когда 2 марта прилетело в центр, я тогда задумалась о плане Б. Может выехать?
Плана Б больше нет
Но наши соседи выехали – 3 машины – и через 2 часа они вернулись обратно. Сзали: все, нет. Перед ними колонну расстреляли. Там погибшие были, беременная женщина погибла вместе с мужем, мама их погибла, папа остался. И тогда я поняла, что плана Б уже нет, выехать я не смогу.
Я как чувствовала, что выключат газ и нас заблокируют. В начале марта свет с водой еще с какой-то периодичностью давали, на час-два. Но когда выключили газ, я поняла, что коридора для эвакуации не будет, мы заблокированы и моя сейчас задача – найти, где прятаться. Я поставила перед собой цель –нам надо выжить.
Было безумно холодно. А когда холодно, мысли только об одном – как бы согреться, ничего другого в голову не лезет.
Мои дрова!
Я думала, люди сплотятся. Сейчас я читаю истории и оказывается, какие-то подъезды, дома были дружные. Но туда, куда я попадала все это время, этого не было. До драки доходило за дерево, которое стоит рядом с подъездом. «Это мои дрова!». Уже даже не деревьями называли: это мои дрова.
Я понимала, что мне очень сложно будет одной собирать дрова. Я стала просить папу. Во-первых, я начала потихонечку вычислять самолеты. Они вылетали 4:50-5:50 и в 6:50 (+/- одна-две минуты). И между этим временем, я беру своего папу и говорю: значит так, от меня не отходишь, а помогаешь мне. Я ломаю дрова, а правым глазом смотрю на него, чтобы был рядом, чтоб могла стукнуть его по плечу, если надо бежать. Он же не слышит, кричать нет смысла.
Он был в двух куртках, и между ними я запихивала ему дрова. Мы там уже все вычисляли снаряды, самолеты, какой свист, какой звук. Сирены не было, тревоги не было. Даже шапки натягивали не по самые уши, а так, чтоб ухо слышало, как свистит.
Дожились до того, что я каждое утро себе планировала: какое бы дерево найти, чтоб не наткнуться на скандалы, как пойти за водой, потому что многие оттуда не возвращаются. А если я не вернусь, что ж мои четверо будут делать? Я периодически просила наших мужчин, которые шли за водой, принести нам. Но не наглея, потому что таскали воду на себе. Жалко, что люди, которые были на машинах, не помогали. Это так удивляло. Они могли бы загрузить машину 20-ю или 30-ю баклажками. Но нет, едет полупустая машина с 5-ю бутлями по 5 л воды. Ты реально мог бы спасти несколько жизней.
Мы две недели до 22 марта жили в подвале. Я понимала, что, если подвал сложится, никто не приедет, не спасет, не вытащит.
А я жила в доме возле воинской части. Долгое время в него не попадало. Но 21 марта попали. Горят два подъезда. Наши мужики тушили, чем могли, но все равно пошел дым и огонь в подвал, мы начали задыхаться, а выбежать не можем – самолет. Кое-какими силами потушили.
За день до этого наш сосед бегал к своей подруге и рассказал, что уже 5 дней, как действуют какие-то автобусы на Володарск. Это рядом, уже оккупированная территория. И тут я вспоминаю о этих автобусах и говорю старшему сыну: «Тима, утром выезжаем». Родителям тоже говорю.
Это было так тяжело – фонарики, они меня не видят, пальцы перед самым лицом показываю, они скорее через прикосновения к моим пальцам пытаются понять. Показываю им: минимум вещей, потому что нам придется бежать.
Мы жили в центре, уже шли уличные бои. Плюс, мы же были голодные. Мой вес составлял при росте 167 см 46-48 кг, а когда я выбежала из подвала, я весила 32 кг. Мы принимаем решение ехать.
Выезд из Мариуполя
Утром 22 марта вычисляем самолеты и бежим. Нас было две семьи, бежали гуськом.
Я не знала, что в этом районе уже шла зачистка. Мы находились в 10 м от орков, на украинской территории. Слышу свист, поворачиваюсь, показываю: ложимся.
Бежать было неудобно – куча обломков, ветки деревьев, провода. Родители умудрились взять с собой не одну сумку, а мама две, и папа две. И, наверное, их это тормознуло. Потому что на второй раз, повернувшись с командой «ложимся» я уже не увидела их. Что делать? Возвращаться их искать? Куда детей деть?
Мы прибежали в эту точку, где вывозят автобусы на Володарск, но я не знала, что они едут в сторону России. Я думала, что будет что-то в Украину. В итоге мы 5 часов на асфальте ждали. Сесть негде. Сумок, чтоб на них присесть, нет.
На руке мне написали триста в чем-то какая-то. В один автобус не влазим. Во второй мы влезли после того, как я подошла к военному и говорю: я вас умоляю, у меня маленький сын 5 лет, мы уже не выдерживаем. Этот российский вояка впихивает нас в этот автобус. Тогда впервые я увидела своих детей – мы все были грязнючие, худющие. У нас была задача попить воды, но никак не умыться.
Приезжаем в этот Володарск. Там уйма людей. Записались на автобус. А у меня чуйка: что-то не то. Записались на Ростов, потом думаю: зачем мне в Ростов? Если только в Россию, в Украину ничего нет, то мне надо в Москву, там есть друг. Значит, надо в Донецк. А оттуда в Москву. У них там была столовая. Мы пошли, но у них даже есть не хотелось. Там еда была – тушенка с рисом, хлеб – то, чего мы не видели месяц. А есть не хотелось.
А дальше стечение обстоятельств. Мы выходим из столовой, и я встречаю знакомую, с которой поговорила 10 минут. Если бы этого не случилось, я осталась бы в этом Володарске, как и все люди, которые, оказывается, неделями ждали этот автобус в нужном назначении. А их было два – Донецк и Ростов. Эта женщина приехала за своими родственниками, и ей нужна была женщина с двумя детьми, чтобы быстрее пересекать блокпосты.
Она такая вальяжная, гордая, высокомерная, но я ей благодарна, что она меня вывезла, не взяв ни копейки денег. Привезла в свои хоромы в Донецке, накормила, отстирала, покупала. Мы побыли у нее 2 дня, на третий день сказала, что надо уезжать: я не хочу иметь с тобой проблем. Это было понятно, потому что она прикрывала человека из пресс-службы, который не прошел фильтрацию.
Мы выехали 22 марта, а фильтрация началась 25-го или 26-го. Мне очень-очень повезло. Я бы ее не прошла. Они хапали всех, кто работал в каких-то структурах, пресс-службу они загребли бы.
Мы созваниваемся с другом из Москвы, он оплачивает билет и я еду в Москву. Там тоже долго нельзя, ходят и проверяют документы. Друг говорит: «Ты из Мариуполя, начнутся проблемы. Давай, выезжай». Он берет мне билеты на крутой автобус до Берлина.
ФСБ
Но водитель автобуса, наверное, захотел с меня денег, увидев мой паспорт. Я ничего не сказала. И тут в 15-20 минутах от Москвы останавливается автобус. Заходит ФСБ, и меня с детьми увозят в отделение в Москве. У меня забирают все деньги, документы, но это ничего. Они у меня забирают детей! Их куда-то уводят, меня – в кабинет.
Я начинаю паниковать, но потом понимаю, что это не выход. Нас обучали, как надо правильно себя вести, чтобы перед орками устоять. А они психологически умеют давить.
Так как я с татуировками, они решили раздеть меня. Я сижу в одних трусах, они насмехаются, глупые вопросы: где Азов, куда, что. Я говорю: мальчики, ну какой Азов, у меня не стояла задача смотреть, где кто стоит. У меня стояла задача- уберечь своих, потому что на моих глазах одному оторвало голову, второй – ногу.
Продержали меня почти день, к вечеру отпустили. Все деньги забрали, но вызвали такси, приказали водителю проконтролировать, чтоб я села на поезд в Берлин.
В Берлине мы прожили несколько недель. Моя главная задача была – найти родителей и вывезти их из Мариуполя.
В Мариуполе погибли, как минимум, 30 неслышащих
Именно из-за родителей я вернулась в Украину. Когда мы ехали в Берлин, старшему сыну было 17, а когда выезжали – уже 18. И я понимала, что я его обратно уже не вывезу. Я приехала во Львов, оттуда в Киев. И через 2 дня мне родителей привезли сюда в Киев. Сначала гостинница, потом волонтеры помогли найти квартиру. И вот до сегодняшнего дня мы вместе.
Родители стали более молчаливые. Мало общаются. Может, только сейчас отходят. Они в коконе обиды на меня. Почему я не прибежала за ними, когда они отстали. Они в Мариуполе до конца апреля были, голодали очень. Их побили кадыровцы при зачистке. А я им говорю: «Но я же вас нашла. Нашла людей, которые приехали к вам, засняли вас на камеру». Мне пришлось воспользоваться своим положением и пустить это видео по всем телеканалам, чтоб мне помогли их вытащить оттуда.
Мама поддерживает связь с подругами из Мариуполя. Они обмениваются в чате видеосообщениями. Там глухих обманывают: по две пенсии обещают, еду, жилье. А жилье - это из подвала в подвал. Так задурили их, что они говорят маме, что жизнь налаживается.
Одной глухонемой дали квартиру и показали про это сюжет по всем каналам – смотрите, как мы помогаем инвалидам, мы им жилье даем. Из России прислали 1 или 2 сурдопереводчика и одна слабослышащая тоже может переводить. Но она топит за Россию. Вместо того, чтобы говорить, что вас обманывают, она выступает за РФ.
На сегодня подтверждено 30 человек погибших среди глухонемых в Мариуполе. Если в середине лета было 14, то сейчас 30.
Меня удивляет, почему 24 -27 февраля, пока связь с Мариуполем еще была, УТОГ (Украинское общество глухих) не записывали видеосообщения для глухих о том, что нужно выезжать. Если вам не удалось выехать, имейте запас того, того, и того. Ни один сурдопереводчик этого не сделал.
Глухие в Мариуполе между собой сарафанным радио передавали сообщения: «Коля, запасись водой». «Василий, надень на себя 15 свитеров, будет холодно». Где все это время были сурдопереводчики?! Те, которые до войны в грудь себя били: мы помогаем инклюзии.
Они могут подать голос из-под завалов
Теперь в Харькове погибли глухонемые. В Днепре глухая девочка пролежала под завалами 20 часов! И никому в голову не пришло, что мог быть глухонемой человек под завалами. У нее муж глухонемой погиб, годовалый ребенок погиб. Она просто начала стонать через 20 часов мук и тогда услышали ее писк.
А если бы еще в начале войны сурдопереводчики сделали материал, как себя вести под завалами. Ведь у глухонемых есть голос, они могут кричать! Да, он особый, но они могут подать звук!
Как вести себя при обстрелах, что делать, когда тревога. Я пошла в ДСНС и сказала: «Я готова бесплатно переводить вам все ролики». И они с радостью: «Ну наконец-то, потому что все сурдопереводчики без денег не соглашались». Тогда какие вы сурдопереводчики, значит это не призвание у вас. Значит вы работаете на картинку. А я выросла в этом мире и продолжаю в нем жить.
С середины лета я по всем каналам обращалась – давайте что-то делать, не просто новости переводить в маленьком экранчике. Это работа для галочки. Когда я спросила у ведущего, который говорил со мной о проблемах глухих, а где ваши сурдопереводчики? Он ухмыльнулся и сказал: «Ну сегодня же суббота». В смысле суббота? Война идет, какая суббота?
Я доносила информацию с 24 февраля по 27-е, рискуя своей жизнью. Да, это моя работа. Но я же могла сказать, что у меня двое детей, двое родителей, чихала я на ваши прямые эфиры, я уезжаю. Я понимала, что хотя бы родители включат и увидят, что надо сейчас делать. Что значит «тревожная сумка», к окнам не подходить, куда бежать, как пополнить счет…
Про вибробраслет
Никакой программы на телефоне о воздушной тревоге для глухих и слабослышащих нет. Рекомендуют включать режим вибрации. Но это не выход. Телефон же с собой постоянно в руке никто не держит.
Было бы неплохо сделать браслет, который на руке вибрировал бы. Мама уже устала носить телефон, прикрепленный резинкой к запястью. Это реально неудобно.
Может сейчас и появится какое-то приложение. Я переводила стратегию по безбарьерности Татьяны Ломакиной и Елены Зеленской. Если реально сейчас нужно конкретные действия... Я думаю, не зря Елену Зеленскую сейчас учат жестам. Она неплохо уже владеет дактилем.
Проект безбарьерности только будет расширятся. Потому что много наших солдат теряют слух. И их надо будет обучать языку жестов.
Конкретная ситуация. Глухой пошел за хлебом. И звучит тревога. 20% услышит вибрацию, потому что он идет в куртке, телефон в кармане, почувствует не всегда. Где инструкция, что делать, если магазин закрыт из-за тревоги. Так было с моей мамой. Она пришла к магазину, а охранник ничего, кроме сложенных накрест рук, показать ей не смог. Она догадалась посмотреть в телефон и увидела, что тревога. Но ведь магазин мог быть закрыт и потому, что света нет, или по другой причине. Как это понять глухому?
Их инструкции – только взаимные видеосообщения. Или я для своих родителей. Идешь в магазин, возьми бутылочку воды и печенюшку в карман, а вдруг долго придется сидеть в убежище. А я на роботе, не успею доехать.
Как себя вести при обстреле – ни одного видеоматериала нет в сопроводжении сурдо. Что делать при завалах – нельзя шевелиться, надо кричать. Куда идти, когда тревога. Сегодня нет сурдопереводов этих инструкций.
УТОГ должна первая трубить об этом как организация, которая работает с глухими людьми: прийти в ДСНС, дать переводчика, а пресс-служба ДСНС ставит камеру и записывает перевод. Кидают в ленту. УТОГ, имея списки всех инвалидов 3-й группы по глухоте, делает рассылку этого видео.
Так должно было бы быть.
Уже через два дня после приезда в Киев, родители нашли адрес в гугле и поехали в УТОГ. Рассказывают: мы из Мариуполя, помогите нам. Им говорят: вас таких много, всем помочь сразу мы не можем. Ожидайте смс.
Когда я по телефону жестко с ними поговорила, на следующий день приходит смс, что УТОГ ждет моих глухих. Мама с папой приехали, им дали два пакета еды и сказали, что вы можете жить в общежитии – один человек 3 тысячи гривен. Это такая помощь? Пенсия составляет 2 с чем то. То есть они вдвоем получают пенсию 5 тысяч, а за жилье им нужно заплатить 6 тысяч. Как? А поесть за что? Вот и вся помощь.
Это спасибо волонтерам, которые вывезли родителей. Это было очень сложно. Волонтер приезжает за ними, а они не идут к нему в машину. А волонтер не может мне позвонить, потому что нет связи. Он выезжает из Мариуполя, я записываю видео, где пальцами говорю им: садитесь в машину, это люди от меня. Он опять едет в Мариуполь, опять на блокпостах дает сигареты еще что-то, чтоб забрать этих людей.
Здесь приезжал какой-то слабослышащий американец, помогает глухим. Он реально помог им с фонарями такими мощными, что можно на расстоянии километра махать пальцами при отключении электричества и видеть друг друга. Общаются с киевскими глухими, но у них сложно с дружбой. У глухих это на уровне нравишься – не нравишься.
Сегодня
Папа рядом с домом в супермаркете работает то грузчиком, то фасовщиком, там, где не надо общаться с людьми. А мама в связи с этими зачистками и войной дома поправляет здоровье.
Старший сын в Мариуполе в мае 2022 закончил 11-й класс. Но из-за блокады не смог сдать экзамены. Долго не мог прийти в себя. Директор школы сказал, что пусть сдаст, когда выдохнет. Вот только сейчас он начал их сдавать. Он художник. Устроился в департамент культуры Мариуполя.
А младший – у нас здесь на Нивках есть садики, но в них нет убежища, поэтому они закрыты. И он тоже дома.
Старший жесты знает отлично, младший потихоньку с бабушкой учит.
Я уже перевела фильм, спектакль Театра кукол, сделала три видеоработы звезд – Монатика, Насти Каменских и Таяны. Но работы как сурдопереводчика в информационном поле я все еще жду… Телеканалы мне отвечают: хорошая идея, надо подумать.
Жду, что скажет руководство ДСНС, я бы хотела там работать, так было бы проще. Сама где-то возле столба стала бы, записала и вдруг получилось бы спасти хоть пять жизней. Мне так будет на душе спокойней.
Над матеріалом працювала Людмила Федорчук
ОСТАННІЙ ВИПУСК РАДІО ДОНБАС.РЕАЛІЇ:
Ми працюємо по обидва боки лінії розмежування. Пишіть нам на пошту Donbas_Radio@rferl.org, у фейсбук, телеграм або вайбер за номером +380951519505. Якщо ви пишете з окупованих територій, ваше ім'я не буде розкрите.
