(Друкуємо мовою оригіналу)
«Это все от большой боли. У нас снимались люди, которые бежали оттуда. Я специально их приглашал, переживал с ними все их рассказы», – говорит украинский режиссер Сергей Лозница о своем фильме «Донбасс», который выходит в прокат 18 октября. Эта лента основана на документальных материалах о событиях 2014 года. «Донбасс» получил приз за лучшую режиссуру на Каннском кинофестивале, а на днях украинский Оскаровский комитет выбрал «Донбасс» как украинского претендента на премию «Оскар» в категории «лучший фильм на иностранном языке». О фильме, Донбассе и советском сознании в эфире Радио Донбасс.Реалии говорил украинский режиссер Сергей Лозница.
– Эта картина основана на фрагментах, которые были сняты любителями на оккупированной территории в 2014 году. Это фрагменты жизни там. Это семь эпизодов, которые можно найти в ютуб, и некоторые истории, которые мне рассказывали очевидцы, которые там побывали.
– Уже сейчас становится понятно, что скорее всего «Донбасс» станет вашим самым большим успехом. Вы получили премию за режиссуру на Каннском фестивале, фильм подается на «Оскар». Как вы думаете, почему именно этот фильм «выстрелил»?
– Давайте подождем проката. Я бы пока что не стал так говорить.
– А если судить по призам, наградам, это самый выдающийся фильм из вашей фильмографии.
– Мне так сложно сказать, потому что моя первая картина, студенческая, наверное, собрала больше всего призов.
Я надеюсь на хороший прокат в Украине, а дальше мы сможем говорить о том, самый успешный или нет
Но дело не в количестве. Конечно, очень важно получить почетный приз в Каннах. Но давайте посмотрим, как фильм будет идти не только в Украине – сейчас он вышел во Франции, до этого – в Германии, также выходит в Польше. Думаю, там будет хороший прокат, потому что тема близка, и все прекрасно понимают, что происходит. Я надеюсь на хороший прокат в Украине, а дальше мы сможем говорить о том, самый успешный или не самый.
– Вы сделали себе имя как режиссер документального кино. «Донбасс» – игровое кино, но основано на документальных материалах. Парадокс, что сцены, которые основаны на документальных событиях, но сыграны актерами, выглядят более впечатляюще, чем просто документальный ролик. Как вы это объясните?
Меня интересует граница между документальным кино и игровым
– Меня интересует в принципе граница между документальным кино и игровым. Когда я делаю документальные фильмы, я их делаю так, как делают игровые: структурирую, выстраиваю, меня не очень интересует, что происходит вокруг – меня интересует идея, которой я следую.
Сделать фильм с участием хроники, где вы как зритель не понимаете, что я снял, а где хроника – вот это высокий полет
Граница, где мы теряем и приобретаем эту аутентичность, очень интересна, потому что связана с нашим восприятием мира. Что мы воспринимаем как документ, что мы воспринимаем как подлинность в кино. Следующая попытка, например, – сделать фильм с участием хроники, где вы как зритель не понимаете, что я снял, а где хроника – вот это высокий полет. Мне любопытно с этим работать и любопытно искать новые формы, возможности выражать свои мысли.
– Обычно у ваших фильмов говорящие названия: «Процесс» – документальная хроника Сталинского суда над вредителями, где люди сами себя оговаривают. «Майдан» – фильм о явлении народного протеста, фильм без героя, где герой – сам протест. «Событие» – хроника уличных событий августа 1991 года в Ленинграде. Этотфильм вы назвали «Донбасс», почему?
– У меня даже не возникло вопроса, как называть. Достаточно хлесткое слово, которое характеризует происходящие там события. Это слово очень четко определяет топологию, но это не обязательно место. Речь идет о явлении, которое там проявилось. О нем я и пытаюсь говорить. А вообще, я стараюсь называть свои картины кратко. Процесс – это фильм о процессе Компартии, где была опробована определенная технология:
Театр был использован Сталиным, чтобы решить политическу проблему. Об этом мало кто помнит
театр был использован Сталиным, чтобы решить политическу проблему. И об этом мало кто помнит сейчас.
– Что вы имеете в виду, говоря, что Донбасс – это явление?
Донбасс – это явление. То, что там проявилось, могло проявиться на постсоветском пространстве, с той или иной долей вероятности, всюду
– То, что там проявилось, могло проявиться на постсоветском пространстве, с той или иной долей вероятности, всюду. Мы далеко не уплыли за эти 25 лет от всего, что окутывало нас в Советском Союзе. Мы тащим на себе все эти все вериги, и они нас тянут назад.
Где-то живое начало проростать, где-то мертвое держит оборону
Если где-то живое начало проростать, то где-то мертвое все же одолевает и держит оборону – я так скажу абстрактно, ссылаясь на высказывание Мераба Мамардашвили, он во время обсуждения падения Советского Союза сказал: все, что не жило, не может и умереть.
Например, вручение знамени батальону «Бэтмэн» – это имитационный ритуал, в котором выхолощено содержание
Эта «не жить» начинает проявляться, она никуда не уходила, мы просто не замечали. Когда какая-либо власть уходит, начинает проявляться нечто, что находится там внутри, некая имитация. Ролики, которые я видел – например, вручение знамени батальону «Бэтмэн», показательны: это виглядит как пародия, это утрированное повторение чего-то, что мы давно уже знаем и видели – но без присутствия веры. Это имитационный ритуал, в котором выхолощено содержание. Речь идет о туфте – имитации чего-то, чтобы прикрывать что-то. Так же, как Сталин создавал свой процесс, чтобы выдумать врагов народа и диверсантов, якобы готовивших французскую интервенцию в СССР. Это имитационный процесс, призванный камуфлировать что-то иное.
– Вы говорите о том, что подобные события могли произойти где угодно на постсоветском пространстве, но случились все-таки на Донбассе. С вашей точки зрения, закономерно, что они случились именно там?
Если бы туда никто не вторгся: никакие спецслужбы, «друзья» по соседству, войска, журналисты, создающие фиктивные новости – я сомневаюсь, что там была бы война
– Если бы там был лес, а не степь, то вряд ли бы туда сунулись. Потому что сложно иметь дело с партизанским движениям. Есть географические предпосылки.
Конечно, это связано и с тем, что там не так давно существует государственная власть в исторической перспективе. Это колонизованные два века назад места. А позже советская власть повлияла на состав населения, там были лагеря.
Если бы туда никто не вторгся (в наше время – ред.): никакие спецслужбы, «друзья» по соседству, войска, журналисты, создающие фиктивные новости, – я сомневаюсь, что там была бы война. Над этим активно поработали. Но сама территория была очень податливая. Что необходимо сделать, чтобы так взрыхлить почву, – прекрасно описано в книге Энн Эпплбаум «Железный занавес». Там описано, как спецслужбы СССР трансформировали общественную жизнь оккупированных государств: разрушали существующие структуры и создавали иммитационные.
– Выходит так, что благодаря вашему режиссерскому таланту Донбасс – это теперь беззаконие, бандитизм и бесправие.
– Когда вы так говорите, вы начинаете подменять жизнь произведением искусства. Все равно что сказать: жизнь в царской России ХІХ века – «Мертвые души». Но никакое произведение искусства не описывает все сложности жизни, которые нас окружают.
Я фокусируюсь на чем-то определенном, и это проявление той «нежити», и формы этого проявления.
– Вы сочувствуете гражданским, обычным жителям Донбасса на оккупированных территориях?
– А как можно иначе соприкасаться с этой темой? Это все от большой боли. У нас снимались люди, которые бежали оттуда. Я специально их приглашал. Вместе с ними я переживал все их рассказы.
Мы не делали кастинг, я встречался со многими актерами массовых сцен, со всеми разговаривал. Мне было важно услышать их и понять, чем они живут. Я хотел, чтобы это отразилось в картине. Мой ассистент, который искал таких людей по улицам Кривого Рога, часто приходил со слезами на глазах после того, что слышал. Он из Литвы и не ожидал такого. Для него это было сильное впечатление, которое он не мог в себе сдерживать.
– Фильм оказался понятен западной аудитории. Как думаете, что они узнали, почему поняли?
Война как форма решения проблем – уже давно бессмысленный акт. И почему эта глупость происходит – это изумляет
– Мне сложно сказать, что они узнали. Для многих это, может быть, экзотика. У нас существует пропасть между цивилизациями: западной и постсоветской. Например, эта война совершенно бессмысленна. Война в принципе как форма решения своих политических проблем и задач – это уже давно бессмысленный акт.
И почему эта глупость происходит – это изумляет.
– Украинский Оскаровский комитет выбрал ваш фильм как претендента от Украины на «Оскар» в категории «лучший иностранный фильм». Если фильм пройдет в шорт-лист в январе следующего года и его отберут на премию «Оскар», что это будет значить для вас?
– Я очень благодарен комитету за этот выбор, это большая честь. Для меня это будут какие-либо возможности снять следующую картину. А для Украины – что украинское кино кое-как начинает двигаться. Какой-то период его вообще не было.
Следующий шаг для украинского кино – это режиссеры, сценаристы и продюсеры. Потому что все остальные профессионалы в Украине есть
Я думаю, в будущем будут украинские картины, достойные представлять страну. Очень важно иметь режиссеров, которые могут предложить размышление над тем, что происходит в стране. Ведь режиссер – это взгляд, ему позволено нечто большее, чем политикам или гражданам. Мне кажется, что следующий шаг для украинского кино – это режиссеры, сценаристы и продюсеры. Потому что все остальные профессионалы в Украине есть.
ПОСЛЕДНИЙ ВЫПУСК РАДИО ДОНБАСС.РЕАЛИИ:
(Радіо Свобода опублікувало цей матеріал у рамках спецпроекту для жителів окупованої частини Донбасу)
