Украина стала полигоном для нового оружия России – начальник учебного центра «Десна»

(Друкуємо мовою оригіналу)

Полковник Виктор Николюк, позывной «Ветер», три с половиной года возглавлял 92-ю механизированную бригаду. Эта часть, которая считается самой боеспособной в Сухопутных войсках Украины, принимала участие в боях под Станицей Луганской, Счастьем, Иловайском, Дебальцево, Трехизбенкой, Марьинкой и Красногоровкой. Именно 92-я дольше всех без перерыва на ротацию (год и девять месяцев) обороняла свой участок в 87 километров от Счастья до Нового Айдара. И при этом, на сегодня именно в этом подразделении наименьшие потери среди бойцов. Кроме того, на счету 92-й задержание российского офицера Евгения Ерофеева и сержанта ГРУ Александра Александрова.

Теперь Виктор Николюк возглавляет 169-й Учебный центр Сухопутных войск Вооруженных сил Украины «Десна». Говорит, программу обучения собираются менять, так как реалии показали, что учебные центры не были готовы к военным действиям. Радио Донбасс.Реалии Виктор Николюк рассказал о первом бое, отношении украинских солдат с местными жителями, а также личных встречах с поддерживаемыми Россией боевиками.

– Это ваша первая война. Как прошел переход от теории, которой учат офицеров, к практике?

– Мы полностью потеряли практику. Даже как таковых воинских частей уже не было. Всего единицы остались. И там были максимум батальоны, но не штатные, а сборные. Если они выходили на учения, то собирали солдат со всего оперативного командования. Практика действительно была на нуле. И мы начинали, как солдаты – автомат и вперед!

​– Что для вас стало боевым крещением – Иловайск или Счастье?

– Иловайск – это была проверка, как командира, где ты отвечаешь за людей. Шла батальонная группа. Все пытались ее туда отправить. Она была укомплектована, шла нормально, но в один день ее разбили. Парни попали в засаду. И когда тебе ночью звонят куча бойцов, и говорят, что у них там 100 «двухсотых», это шок. Ты знал этих людей, как командир отправил их на задание, а они погибли. Это очень тяжело. Во-первых, нужно воспринять информацию, что парни погибли. Хорошо потом оказалось, что они живы. А во-вторых, твое подразделение не выполнило задачу. Это был первый удар мой. И тут вопрос: выдержишь или нет. Плюс еще и проверка – твое отношение к жизни людей: бросишь или вытащишь. Вытащили всех, и тех, кто попал в плен, тоже вернули. Есть, к сожалению, без вести пропавшие пару человек. А вот в Счастье уже было именно боевое крещение.

– Какие ощущения были после первого боя?

– Эйфория. Мы их отбили. Они ушли. И было столько эмоций, что хотелось идти вперед. Это не описать словами. Такой адреналин. Твой первый бой: ты бежишь под обстрелом, страшно, радуешься, что не попало и не убило… Все летит… Все свистит… Я даже не воспринимал то, что происходило вокруг. А после победы хотелось, чтобы они снова вышли. Потому что знали, что победим. Даже, если бы их вышла тысяча. Очень важен первый бой и первая победа.

– В 92-й бригаде воевали все: от рабочих до бизнесменов. Как получалось настроить атмосферу в подразделении с такими разными людьми?

– Неважно, где ты работал. Все стоят в одинаковых условиях. Бизнес у тебя за спиной или 7 пядей во лбу, если ты не умеешь копать окоп, то скорее всего просто погибнешь. Поэтому каждый становится именно тем солдатом, который нужен. Все выполняли поставленные задачи, ведь знали, мы зависимы друг от друга. Если ты где-то проспал, то погибнуть могут все.

​– Чему приходилось учить бойцов?

– Всему с нуля. Автомат Калашникова, СПГ (станковый противотанковый гранатомет) – как их использовать, кроме того тактика и ведение огня. Все, чему мы учили до этого, даже по стрельбе, в боевых действиях, оказалось не того уровня. Приходилось учить уничтожению противника с дальних и ближних дистанций. Тренировались постоянно. Боевая готовность и расчет. Казалось бы, раньше это считали смешным, а на самом деле – очень даже актуально.

​– Ваше подразделение практически не меняло позиций. Это доставляло дискомфорт?

– Мы закопались хорошо. У нас были двухэтажные позиции. Одна сгорела, когда «Айдар» разбили, но восстановили потом. Дискомфорт был, они нас иногда поражали по позициям.

– Пристрелялись?

– Конечно. Мы стояли за селами. Не пойдешь же в населенный пункт, его ж разбабахают. Вот и стояли на своих точках. Им не тяжело пристреляться, тем более, что они стояли на господствующих высотах.

– За это время изменилось у боевиков оружие. Чувствовали себя полигоном, на котором отрабатывали «новинки»?

– По нам летало все. Первыми были «Корнеты» – противотанковые ракетные комплексы, которые бьют до 5 км. Ночью – до 3 км. Это оружие испытали на Счастье и Старом Айдаре. На Станице Луганской – автоматический станковый гранатомет «Балкан», калибр которого 40 мм и он бьет на 2400 метров уже. И нового много. Недавно – вроде тонкий алюминий, а взрыв был такой, будто целая бомба упала. Испытывают, испытывали и будут испытывать. Украина сейчас для них именно полигон.

​– Знали против кого именно воюете?

– Начиналось все с местных «ополченцев», потом были россияне, далее казаки, чеченцы, дагестанцы, осетины и россияне кадровые.

– А как их различали? Были личные встречи?

– По голосам и говору в эфире, по подготовке и тактике ведения, по флагам… Общались с ними не раз. Мы выходили на встречи после обстрелов, когда приезжало ОБСЕ. Выходят обе стороны и начинают друг друга обвинять.

.А вот кадровые офицеры придерживаются договоренности.

– В свое время 92-я бригада задержала Ерофеева и Александрова. Сейчас Агеев тоже задержан украинскими солдатами. Как они объясняют, почему приехали воевать в Донбасс?

– Ипотека. Они едут за деньгами. Россия – это нищая страна. И это проазиатское правление, когда царь – хороший, а все остальные – быдло, которое должно царя боготворить и на него работать… Это ни к чему хорошему не приводит. Им реально негде работать. Когда мы брали в плен казаков с Ростовской области или просто «приезжих», то там через одного – наркоман или зэк. Конечно, они все едут за деньгами.

Читал в Facebook, если кого-то из российских солдат убьют, а родственники начнут буянить, то им просто перекроют деньги. Поэтому они и молчат. У них просто за деньги покупают жизни их родственников.

​– Почему украинские солдаты не трогают пленных, а из подвалов группировки «Л/ДНР» возвращаются покалеченные?

– А зачем нам их пытать? Они и так все рассказывают сразу же. Просто у нас, в украинской армии, много нормальных бойцов. А там – явно все с отклонениями. Чем морально ниже человек, тем больше завихрений у него в голове. Если они в детстве были ущербные, а теперь появилось оружие в руках, они почувствовали силу, вот и отыгрываются.

– То есть у украинских военных нет какого-то конкретного приказа – «не трогать»?

– Дело не в приказе, а в человеке. Все зависит именно от воспитания.

– Часто угрожают семьям украинских военных?

– Да постоянно. У меня дочери старшей в социальных сетях постоянно пишут гадости всякие.

– А защищать как-то получается?

– Именно в интернете – нет. Откуда ты знаешь, бот что-то написал или действительно человек. Защищать надо на уровне государства. Ввести какую-то цензуру в социальных сетях, чтобы специальные службы это как-то отслеживали. Ну перекрыли они российские соцсети, остальное-то осталось – начали писать в других.

– Вашу бригаду обвиняли в контрабанде. Почему-то именно ваш участок не давал покоя ни волонтерам, ни экспертам...

– Легче было на одном месте сосредоточить внимание, а на других местах – это все толкать. Те, кто обвиняли, сами же этим занимались на других участках и более массово. Ну как можно через речку переехать фурой? Или на дорогах, которые не может проехать нормально машина, если это не джип? Люди, которые не знали рельеф той местности, в эти «сказки» поверили.

– А что с делом по убийству волонтера «Эндрю»? Сначала снова обвинили вашу бригаду, потом оказалось, что ошиблись…

– Дело закончено. Насколько я знаю, осудили заочно тех исполнителей. Дополнили доказательствами, которые мы предоставляли еще в самом начале. Но, естественно, никто за обвинения так и не извинился. Говорить все горазды, а прийти и получить в бубен – смелости не хватает!

– В начале военного конфликта региональные управления ГосЧС и МВД говорили, что между батальонами и вооруженными силами Украины не было взаимопонимания. Неизвестно кто и где минировал…

– Было такое. И эта проблема еще осталась, но именно с минными полями. Схем минирования того времени не осталось. Поэтому, если мы приходим на новые позиции, то все проверяется на мины, если где-то что-то есть, то разминируется, а уже потом минируется по новой. Тогда не было доверия, возможно, между батальонами, или просто срочно нужно было уйти и карту не зарисовывали, а теперь пожинаем плоды.

– А как местные реагировали на украинскую армию?

– Сначала ненависть, кричали «Уходите!». А потом – нормально. Если мы зашли в Марьинку и нам стреляли в спину, то через 2 месяца к нам относились с уважением. А сначала там, конечно, был ужас. До этого приходили добробаты. А там хватало людей, которые обвиняли жителей Марьинки и Красногоровки, что они – сепаратисты, раз не уехали из этих городов. На агрессию тут же получали такую же реакцию со стороны местных. Нам и гранаты вылетали со дворов, и в спины стреляли. Нас считали агрессорами. Но через 2 месяца ситуация изменилась кардинально – к нам шли за помощью. Мы многие их вопросы решали: начиная от помощи состыковать с полицией по каким-то делам, связанным с криминалом (это воровство среди гражданских, угрозы, побои, и так далее) и заканчивая тем, что многим людям нечего было есть, нечем лечиться.

– Дети как относились к солдатам?

– Ой, это вообще за душу берет. Там сгущенку достаешь, они такие радуются, руками машут, улыбаются. А тебе реально тяжело от этой картины. Мы с детьми начали проводить занятия. Рассказывали про те же мины и растяжки. Что надо делать, а что нельзя. Про оружие рассказывали. Им интересно было. Они действительно доверяют. Это ж не взрослые: «Как я вас ненавижу». Детвора наоборот тянулась к нам. И это, наверное, самая важная и лучшая оценка. Если они относятся нормально, значит, ты делаешь все правильно.

– Было много информации о проблемах в украинской армии: алкоголизме, насилии, мародерстве. Это правда частые случаи или попытка дискредитировать украинских солдат?

– У нас жесткое к этому отношение. Были случаи, но побороли эту проблему. В любом подразделении есть свои изгои, которые что-нибудь такое могут сделать. Это не массовый характер, но он может совершить один случай, а оправдываться потом будем долго. Был случай, когда мы зашли в населенный пункт, а там в доме 5 человек из другой бригады... Мы мягко говоря – поговорили, они пообещали, что больше такого не повторится. Мы это пресекаем и еще раз повторюсь, у нас с этим было очень жестко.

– Вы из тех командиров, кто тоже выходит в разведку. Это пример для бойцов или жажда адреналина?

– Командир должен владеть ситуацией. Одно дело – смотреть на карты, другое – видеть, как это в жизни. Тем более, что карты были старые. Кроме того, бойцы видят, что ты идешь с ними. Адреналин – это уже второстепенное. Главное – работать с людьми. Посылая людей куда-то, надо все-таки самому это проверить. Если ты прошел этот путь, тогда имеешь моральное право посылать куда-то бойцов. Можно прочитать 10 раз устав, быть 7 пядей во лбу или супер-человеком в жизни, но ты обязан проверить все это, прежде всего, на себе. А вот потом, когда кто-то скажет, что он туда не пойдет, тогда можешь ответить: «Нет, брат! Иди. Я был, я проверил». Иногда бывает пехота выходит на позиции, говорит: «Там все заминировано. Мы туда не пойдем. Там сепары». При них прошли, все проверили, теперь – вперед! Для бойца такое поведение командира – помощь бороться со страхами. Все-таки не каждый человек готов воевать.

– Ранения не изменили эти принципы?

– Нет! А чего? Мне не страшно воевать, это то, что я умею делать.

– Что самое страшное для командира?

– Наверное, когда ты не владеешь обстановкой и не можешь влиять на ситуацию. А еще страшно, когда свои предают. Как было с группой Эндрю. Когда люди постоянно звонили и просили о помощи, а потом говорят: «Ну там же сказали, что это – вы. Признайтесь и мы будем решать». Такие люди просто вычеркиваются из окружения.

– Как бойцы на передовой относятся к празднованиям в столице?

– По-всякому. Одним – все равно, другие – категорически против. Смотря на какое празднование. Война есть война, но Родина живет. Все уже привыкли, что праздники есть, салюты есть.

​– Сейчас часто и много говорят и разных сценариях решения военного конфликта на востоке Украины. Отмечают грузинский сценарий и хорватский. Как вы думаете, какой подойдет Украине?

– Это будет не хорватский, и не грузинский. Это будет именно украинский. И он очень сильно будет отличаться. Если в хорватском говорить про операцию «Буря», то пострадает много людей. После смертей местного населения война раскрутится еще сильнее. Это будет вооруженный конфликт, который уже никто не погасит. И перейдет в третью мировую войну, которую так все боятся.

Грузинский сценарий тоже не получится. Это будет прямое вторжения, тогда будет та же война, только с разницей в несколько дней-недель. У Украины должен быть свой сценарий.

– А каким вы его видите – мирное урегулирование или военное решение?

– Все будет зависеть от той политики, которое ведет и будет вести государство. Политики решают, а армия – это люди. Они выполняют приказы и защищают свою страну и свою свободу.

​– Сейчас вы – начальник 169-го Учебного центра. Конфликт на востоке Украины показал, что учебные центры ничему не учили украинских солдат. Будут, в связи с этим, какие-то изменения в «Десне»?

– На самом деле война показала, что учебные центры не готовы к войне. Та программа обучения готовила деревянные игрушки, которые могли выйти на учения и пострелять. А война показала, что необходимы уже модернизация обучения, компьютеры, симуляторы. Армию сами загнобили и разворовали. А теперь приходится с нуля создавать.

Если раньше все говорили, что армия нам не нужна. Мы тут братья со всех сторон, а с Россией, так тем более. А война показала, что эти же «братья» на нас и напали. Если на востоке не оказалось воинских частей, то там сейчас и замес. На западе ж ничего нет.

Если наша 92-я вышла на границу, то через нашу часть все шли - перевалочная база, техника, боеприпасы. Что мы только не делали. И грузили на самолет боеприпасы, и технику ремонтировали, и людей забирали.

–​ Что еще планируете менять в «Десне»?

– Программу обучения – больше будет упор на компьютеризацию, симуляцию. Деньги на это выделяют. Как только оборудование появится, пригласим вас в гости, чтобы увидели в живую.

Будем делать все, чтобы солдаты думали, а не механически выполняли какие-то действия. А то у нас сержанты на уровне «Струнко!», а что дальше делать – кто его знает. Кроме того, сейчас дают топливо, поэтому практики в вождении техник будет больше.

Также думаем, если человек уже все знает, он на высоком уровне, то смысл его в центре держать? Досрочный выпуск и он поехал к себе в часть. Если человек отстает, то его сильнее подучим, больше уделим внимания его навыкам. Гибкий подход, но работа на высокий результат.

​– Ваши прогнозы: когда закончится военный конфликт на Донбассе?

– Война уже давно должна быть закончена. Ее вообще не должно быть. А раз уже началась, то врага надо побеждать и мы победим.

ПОСЛЕДНИЙ ВЫПУСК РАДИО ДОНБАСС.РЕАЛИИ:

(Радіо Свобода опублікувало цей матеріал рамках спецпроекту для жителів окупованої частини Донбасу)